|
Под корень
Я выходил из кафе, в котором наспех пообедал, застёгивал молнию куртки и раскрывал подаренный зонтик. Делал всё это машинально, не задумываясь, не оглядываясь, потому он и налетел на меня, что я стоял посреди дороги. Чуть не сшиб со ступенек раскрытым парусом, похожим на зонт, но вовремя успел подцепить свободной левой за локоть и не дал упасть. Потом вгляделся в лицо.
- Тимка…
- В точку, - подтвердил я, с чувством умиления рассматривая старого друга. – Здорово, Борис.
Мы вернулись обратно в кафе, сели за столик, минуту назад покинутый мной. Борис достал платок, знакомым движением промокнул свои курчавые волосы, прилипшие ко лбу. Мой друг – словно только из школы. Оказалось, ему есть, что мне рассказать, о чём, точнее выражаясь, поплакаться. Он переживал тяжёлые времена. Тяжелее не придумаешь.
- Вот всё, за что бы я ни брался, - горячо делился он, слегка помахивая вилкой, - что бы я ни начинал – всё валится из рук. Валится в самом начале. Только вижу, наклюнулось дело, только забрезжил вдали стоящий и неподдельный шанс улучшить жизнь – и на тебе, как пропасть какая, ра-аз! И нету ничего, словно мираж мне намиражился. Никогда бы не подумал, что докачусь до такой жизни.
- Чёрная полоса, - умно констатировал я, особо не вслушиваясь в жалобные речи.
- Кто-то пережидает, кто-то переходит на белую сторону сам.
Борис вспыхнул.
- Нет, ты меня не понимаешь! Здесь не чёрная полоса, здесь наваждение какое-то. Вот неделю назад пришёл я в студию одного журнала. Пришёл по объявлению, нужны профессионалы, фотографы, которые знают своё дело лучше родного алфавита.
Нужно было сдержаться, но меня просто подмыло ляпнуть:
- Ты никогда его толком не знал.
Просто у самого было не всё чудесно в жизни. Когда шёл дождь, мне меньше всего хотелось думать о грустном. Оно навевалось и без наших печалей, лилось прямо с тяжёлых набухших туч. Взгляд Бориса приостановился от моих слов, он немного поутих, призадумался, потом сообщил:
- Я уже лет шесть так маюсь.
Мои брови изогнулись в знаке непритворного удивления.
- Это не чёрная полоса, - продолжал Борис, - это чёрная жизнь. Вся, до костей. Я перебиваюсь случайными заработками, от копейки до рубля. Шатаюсь по городу с фотоаппаратом на шее, как охотник с ружьём, ловлю потенциальных, на мой взгляд, клиентов, клянчу плату за искусство с жизнерадостной улыбкой. И весь мой заработок можно потратить на один ужин и половину завтрака. Когда бы я ни вышел, во сколько бы не вернулся домой, сколько бы не потратил плёнки в поисках фотогеничных лиц – получаю одни и те же деньги. Я не жалуюсь, Тима, я поражаюсь тому, что меня преследует. Поражаюсь этой неудаче во всём.
- Но ты ведь ищешь работу? Неужели за пять лет ты не смог где-то задержаться?
- Да при чём тут задержаться?! – чуть не плача, воскликнул он. – Дело не во мне, а в этой неудаче. Сколько раз я находил работу – столько раз меня на неё не брали… Знаешь такое милое выражение – «приходите завтра»? Мне оставалось прийти только на следующее утро. Я приходил, тысячи раз приходил и слышал одно и то же в разных словах: «Извините, место уже занято. – А как же я? – Извините. – Но я же пришёл к Вам первый! – Извините. – Вы же мне обещали. - Извините». Я почти уже привык, но это начинает сводить с ума.
Теперь я слушал внимательно, и мои собственные беды на фоне этой правды жизни понемногу стали терять свою красочность, приобрели некую относительность, перестали угнетать. Если Борис не приукрашивает, а он к этому отнюдь не был склонен, то дело его действительно паршиво.
- Как я могу тебе помочь? – без предисловий спросил я.
Он поднял на меня глаза и как-то слишком обречённо усмехнулся, покусал губу. Потом скривился, будто от кислого.
- Ничья помощь меня не спасает, Тима. У меня осталось ещё достаточно друзей со времён беззаботной жизни. Все они не хуже тебя, а проку от них чуть.
Мне не понравилось его сравнение «не хуже тебя», понять эти слова можно было по-разному, но я не стал этого делать вообще. Достаточно было понять Бориса и его незавидное положение, и всё лишнее сразу уходило на задний план.
Мы расплатились и покинули уютное кафе. В нём становилось слишком людно, шумно и тесно. На стоянке покорно мылся под дождём мой три раза крашеный «Ниссан», мы забрались в него, каждый думая о своём, и никуда уезжать не торопились.
- Во всём всегда есть своя причина, - сказал я. – Не бывает дыма без огня. Так обычно говорят.
- Какого дыма? Какая причина? – задёргался на сидении Борис. – У тебя мысли не в том направлении работают. Мне нужно как-то выбираться из этого болота, просто выбираться всеми путями, а не искать несуществующую причину.
- А в чём разница? Найдёшь причину, устранишь её – и вперёд. Любой тебе скажет.
- Ты мне говоришь это первый. Я думаю по-другому. Вся эта неудача проявляется всегда одинаково.
- Объясни.
- Всякое моё начинание погибает, не успев даже показаться на поверхности. Каждый мой шаг в любом полезном для меня направлении заранее обречён на провал. Что бы я ни предпринимал, что бы я ни делал – всё гибнет, рушится, разваливается в считанные минуты. Кажется, что кто-то просто срезал под корень всякое хорошее продолжение моей жизни. Но кто, когда? И зачем? Какие у меня враги? Похоже на то, что это работа для какого-нибудь классного астролога. Пусть посмотрит на мои звёзды, скажет мне, что в них не так.
Меня его слова немного рассмешили. Но вместо явного смеха я сдержанно улыбнулся, и поинтересовался:
- У тебя есть свои собственные звёзды?
- Они у всех есть, - уверенно и невозмутимо ответил Борис. – И нечего тут хихикать. Живёшь вроде цивилизованно, а в голове одна непросвещённая деревня.
- А если скажут тебе, - не унимался я, - что звезда там твоя неблагополучно закатилась за луну. Что ты будешь делать?
Но на Бориса мой сарказм не произвёл желаемого впечатления. Он остался при своём мнении.
- Что я буду делать, это моя забота. Я найду нужного астролога и заставлю его… или попрошу, словом, Тима…
- Сколько? – спросил я, доставая бумажник. – Если твою неудачу можно исправить, передвинув звезду, то пусть будет по-твоему. Я заплачу.
- Спасибо, Тима, - расчувствовался он, беря деньги. – Я рад, что тебя встретил.
- Я тоже.
Стоять дольше не было смысла. Борис попросил подвезти его по адресу, я согласился. Да и слоняться по городу мне уже порядком надоело. На работе за мной особо никто не скучал, если такое вдруг случится – мне тут же позвонят, а дома и того хуже, тишина и одиночество. Жена уже почти месяц в больнице, я в последние дни даже в храм стал иногда заглядывать. Помолюсь там своими словами, попрошу и ей, и моему крохотному, ещё не родившемуся сынишке хоть немного здоровья, силы, и чтобы не оставили они меня одного на этом свете. Помолюсь так – и легче мне становится. Сам не знаю, как объяснить. Наверное, это закономерность такая, вернее – мы её сделали закономерностью, веру нашу: надо – верим, не надо – не верим. Обходимся как-то.
Пока ехали, не молчали. Говорили о детстве, о школе, вспоминали общих друзей, делились, кто чего о ком знал или слышал. Потом я вспомнил о его невесте. Даже не знаю, как и вспомнил.
- Слушай, Борь, а что у вас с Дианой случилось? Почти ведь поженились.
- Мы и не думали жениться, - возразил он. – Пожили ещё с полгода после того, как ты уехал учиться отсюда, а потом разбежались.
- Вы встречались ещё в седьмом, жить вместе стали с класса девятого. Так? Всего, ни много ни мало, восемь лет неземной любви.
- Какой там неземной?
- Ты сам мне так говорил, помнишь?
- У неё в голове почище твоей деревня была, - выдал мой друг. – Я после армии учиться пошёл, на работу устроился за учёбу платить, вертелся, как юла по кафелю. А ей вздумалось забеременеть. Не убереглись, так сказать. Я даже не думал, сразу сказал ей: иди, милая, на аборт. Нам тогда только ребёнка для полного ужаса не хватало.
- И Диана не захотела, - продолжил я хриплым голосом.
- Нет. Она согласилась, что это единственный правильный выход, но она до смерти боялась. Я же говорю, деревня, да ещё трусливая оказалась. Женщина должна быть сильной, я так думаю. Раз может родить, значит и аборт должна стерпеть, тем более – ради любимого, чтобы ему с копыт не свалиться, могла бы и потерпеть.
- И ты заставил её? – голос мой звучал противнее, чем наждак по ржавчине. – Заставил сделать аборт?
Борис посмотрел на меня как на с луны свалившегося.
- А ты думаешь, нужно было оставить его? Нужно было по-быстрому расписаться, родить себе лишнюю заботу на плечи и загнуться бы под ними обоими в расцвете лет, да?
Я беззвучно скрипнул зубами и сбросил скорость, только чтоб ехала машина.
- Нельзя было оставлять его, - продолжал тем же тоном Борис. – Нужно было срезать тогда всякую помеху на пути, срезать под корень быстро и начисто, по-другому никак…
Он ещё что-то говорил, а мои мысли рванулись к жене. Мы поженились четыре года назад, а забеременеть она смогла только прошлой весной. Такая радость была, я чуть с ума не сошёл от счастья. Потом мы недели считали, я берёг её, как мог, но она всё равно в больницах чаще жила, чем дома. И вот теперь остались считанные дни, и никто мне ничего наверняка сказать не может. Я могу привезти домой сразу двух, а могу остаться навсегда один.
Борис словно мои мысли прочёл.
- Это жуткая несправедливость, скажу я тебе. Вот бывает, хотят люди детей, а родить всё никак не могут, а другие, кому они и на свисток не нужны, не успевают счищать их в самом начале, как налёт на зубах. Почему так, а?
- Налёт на зубах, - повторил я. – Знаешь, Боря, ведь ты так правильно только что сказал: счищать в самом начале, срезать под корень. Куда уж яснее на самом-то деле, а?
- Что-то я не понял, куда ты клонишь? – забеспокоился мой друг. – Лицо у тебя какое-то странное стало. Похоже, ты нечто умное сообразил.
Я притормозил машину у тротуара, заглушил двигатель.
- Приехали, Боря, - сказал я. – Выходи.
Борис оглянулся.
- Ладушки, - улыбнулся он. – Ты хороший друг. Ну, пока. Удачи тебе.
Он открыл было дверцу, но я его остановил.
- Оставь свою удачу себе, - попросил я. – А мне верни мои деньги.
Наступила минута молчания, потом Борис спросил, а что, собственно, случилось. Я, не говоря ни слова, забрал протянутые мне деньги, спрятал в бумажник. Борис не выдержал, ругнулся, что было злости, и в третий раз спросил, что случилось. Я завёл свой трижды крашенный «Ниссан», включил скорость, и, уже отъезжая, сказал:
- Не нужны тебе звёзды, Боря, чтобы жить на земле. Когда сам умеешь срезать под корень, не удивляйся, что и жизнь так умеет делать с тобой. Ты всегда был умнее меня, не успею я скрыться за поворотом, как ты сам всё поймёшь, - и добавил. – Зонт раскрой, дождь ведь идёт.
Я видел его в зеркале до самого поворота: он так и стоял у тротуара, так и не сменил позы, всё смотрел мне вслед, а когда я почти завернул, он раскрыл свой похожий на парус зонт и аккуратно спрятался под ним от тяжёлых дождевых слёз.
Елена Фалько
_________________
"…рано или поздно наступает минута, когда некоторые вещи кажутся не стоящими, так сказать, процентов по кредиту. Иногда эти проценты очень большие, даже если кажется, что их совсем нет. Человек просто не всегда понимает, как и чем он платит"
|
