Православный форум Доброе слово

Смирение привлекает к нам милость Божию


(Мф., 62 зач., XV, 21–28)


Сегодня мы слышали Евангелие, в котором говорится, что Господь Иисус Христос удалился «в страны Тирские и Сидонские», то есть ушел из той местности, где проживали благочестивые иудеи. В то время только этот богоизбранный народ правильно чтил Бога. В то время Палестину населяло множество разных народностей. Господу нужно было пересечь местность, где жили так называемые финикийцы. Иначе их еще называли сирофиникийцами, в отличие от тех финикийцев, которые населяли область возле знаменитого города Карфагена, некогда соперничавшего своим военным и торговым могуществом с Римом.

Конечно, в каждом народе есть люди, благочестивые от природы, которые стремятся к Богу наперекор тому нечестию, которое господствует в окружающем их обществе. Видимо, таким человеком и была женщина, о которой повествует сегодняшнее евангельское чтение.

«И вот, женщина Хананеянка, выйдя из тех мест, кричала Ему: помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется» (ст. 22). Далее из евангельского повествования мы узнаем, что Спаситель разговаривал с ней, как кажется, даже грубо. Для того чтобы понять причину этого, нужно вспомнить, что представляла собой эта народность – хананеяне, или финикийцы (это более позднее их название), и какой образ жизни они вели.

Этот народ был развращен до такой степени, что евреям, когда они входили в землю обетованную, было разрешено их просто истреблять (см. Исх. 23, 23–24). Зло соединилось с самим существом этих людей, так что было невозможно отделить его от них, чтобы таким образом их спасти. У них были страшные религиозные культы: Молоха, Ваала и Астарты. Даже рассказывать о том, чтό совершалось во время этих «религиозных» действий, – неприлично.

Молох представлял собой человекообразного идола с огромной пастью и протянутыми вперед руками. Обычно его изваяния делались из меди. Этот идол служил некоего рода печью, потому что во время так называемого «богослужения» внутри этой скульптуры горел пламень, и она раскалялась докрасна. На руки этого изваяния клали человеческую жертву, преимущественно детей. В особых случаях приносили в жертву даже детей высокопоставленных особ. Например, во время второй Пунической войны, в которой прославился карфагенский полководец Ганнибал, его отец, который был одним из князей города, вынужден был принести в жертву одного из своих сыновей, брата Ганнибала. Для того чтобы не были слышны крики жертв, все присутствовавшие при этом жертвоприношении, в том числе и родители, должны были радостно кричать и смеяться. Толпа поднимала неистовый шум и выказывала противоестественную радость в то время, когда люди в муках погибали в пасти этого сатанинского изваяния. Таков был культ Молоха.

Не менее страшным, хотя несколько в другом отношении, был культ Астарты, которой приносили в жертву целомудрие. Для истинного христианина это, наверное, еще хуже, чем потерять жизнь. Всякая женщина (даже из знатных семей) была обязана хотя бы раз в жизни в храме, посвященном Астарте, совершить блуд с кем-либо из иностранцев. Деньги, полагавшиеся этой женщине (часто очень незначительная сумма, скорее символическая), отдавались в жертву этой богине, то есть жертвовались «на храм». Даже перед свадьбой девица была обязана совершить такую мерзость в этом «храме». А ведь мы привыкли, что в храме совершаются религиозные действия, посредством которых человек должен возвышаться, становиться лучше, чем он есть... Здесь же, наоборот, человек развращался и становился ниже животного. Зная это, можно понять, что грубое обличение Господа Иисуса Христа относилось не столько к самой хананеянке, сколько к заблуждениям ее народа.

«И вот, женщина Хананеянка, выйдя из тех мест, кричала Ему: помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется». Эта женщина имела понятие о пришествии в мир Мессии, Христа. Об этом говорит ее возглас: «Помилуй меня Господи, сын Давидов», – она знала, что Христос должен быть сыном, то есть, говоря современным языком, потомком царя Давида. Имела она и некоторое понятие о благочестии. Более того – несмотря на то, что она росла в среде, где была распространена такая ужасная религия, тем не менее, она взывала ко Господу, исповедуя Его Христом, чего не хотели делать богоизбранные иудеи. Несмотря на то, что воспитание и культура ее народа препятствовали ей уверовать в Мессию, она имела бульшую веру, чем иудеи, которым все способствовало к тому, чтобы они приобрели веру во Христа, но которые сами этому противились.

«Но Он не отвечал ей ни слова. И ученики Его, приступив, просили Его: отпусти ее, потому что кричит за нами» (ст. 23). По-славянски сказано: «вопиет вслед нас». Видимо, вопль ее был столь громким, частым и надоедливым, что ученики, зная, что Господь может совершить все, стали упрашивать Его, чтобы Он пожалел ее и удовлетворил ее просьбу. Таким образом, этот неприличный шум прекратился бы, а они бы перестали привлекать к себе внимание людей.

«Он же сказал в ответ: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева» (ст. 24), иначе говоря, к тем, кто принадлежит к Церкви. Ученики, видимо уже не зная, что сказать, замолчали, но женщина проявляла настойчивость. Несмотря на то, что ею как бы пренебрегли, потому что Господь молчал, показывая, будто бы Ему нет никакого дела до ее нужды, «она, подойдя, кланялась Ему и говорила: Господи! помоги мне. Он же сказал в ответ: нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам» (ст. 25–26).

После того, что я сказал о культе хананеев, понятно, почему Господь так ответил. Истинно верующих Господь называет овцами и даже больше – детьми, а хананеев – псами, потому что религия совершенно их развратила, превратив их почти в животных. Если религиозность толкала их на ритуальную проституцию, то на что же они были способны вне храма? Им позволялось делать все что угодно.

«Он же сказал в ответ: нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам. Она сказала: так, Господи! Но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их» (ст. 26–27). Господь обличил нечестие ее народа, но она не проявила никакого возмущения или негодования, как это обычно бывает в подобных ситуациях. Многие люди очень болезненно переносят, когда задевают их национальные чувства (мы знаем это по собственному опыту), даже если обличение, может быть, в чем-то справедливо. Хананеянка же проявила смирение и полное согласие с тем, что религия, которую в то время исповедовали иудеи, – истинная, а религия ее соотечественников – нечестивая и богомерзкая. Сказав: «Так, Господи!», она как бы согласилась: «Да, правильно, мы недостойны милости по своим грехам, нечестию и заблуждениям, только истинно верующие достойны всех благодеяний», однако добавила: «но и псы едят крохи, которые падают со стола их господ». Женщина вступила в благочестивый спор со Спасителем, и возражение ее было наполнено столь искренним смирением, что Господь, попросту говоря, более не имел что ей сказать. Так смирение привлекает к нам милость Божию даже тогда, когда мы ее недостойны.

«Тогда Иисус сказал ей в ответ: о, женщина! велика вера твоя» (ст. 28). Итак, женщина согласилась с тем, что псы, действительно, недостойны хлеба. Вера, признание истинной религии выразились как в этом, так и, самое главное, – в дерзновенной просьбе наперекор тому, что ее презрели и не захотели слушать. И она добилась своего. «О, женщина! велика вера твоя; да будет тебе по желанию твоему. И исцелилась дочь ее в тот час» (ст. 28). По одному слову Господа Иисуса Христа, бесноватая дочь этой хананеянки мгновенно выздоровела.

Сегодня мы празднуем память всех новомучеников Российских: и тех, чьи имена уже известны, и тех, чьи имена еще только ждут своего прославления в лике святых. Множество людей пострадало от безбожников в нашем Отечестве в недавние годы. Иные не выдержали страданий, проявили малодушие. Мы не осуждаем их, но сострадаем им и молимся о них. Но есть и такие, которые вели себя чрезвычайно мужественно и показали, что ради Христа готовы претерпеть все. В нашей епархии тоже было множество таких страдальцев, в том числе из священников и монашествующих. Пока официально прославлен только один подвижник благочестия, преподобный Иоанн Исповедник. Многие его знали под монашеским именем Игнатий (Кевролетин), в схиме он носил имя Иоанн.

Этих прекрасных, благородных, умных и благочестивых людей действительно можно назвать детьми Божиими. Они были достойны получать хлеб благодати Божией, достойны были не только духовного и небесного, но и вообще всякого земного благополучия, но были этого лишены. Многие из них погибли в лагерях и тюрьмах в страшных страданиях и унижениях. Их закапывали живыми, топили в реках, расстреливали целыми толпами... Например, при закрытии одного монастыря, красноармейцы стреляли из пулеметов в толпу беззащитных монахинь. Сестер другого монастыря утопили на барже. Но может быть, еще хуже было тем, которые десятками лет томились в лагерях, где жили хуже, чем скот: среди уголовников, хулы, безбожия, без храма, без Причащения, что является самым страшным испытанием для верующего человека.

Нас же, грешных и недостойных, пришедших к вере после совершения многих грехов, действительно можно было бы назвать псами из-за нашего нечестия и греховной жизни (потому что псы являются символом нечистоты). Большинство из нас приняло веру уже в зрелом возрасте, немногие были воспитаны в благочестии с детства и сохранили эту детскую чистоту и веру.

И вот мы видим, что произошло нечто обратное евангельской логике: хлеб был отобран у детей и брошен псам (то есть нам). Причем греховно не только наше прошлое – у нас и в настоящем нет должной ревности! Мы и сейчас служим одновременно двум господам, «хромаем на оба колена», как обличал пророк Илия израильский народ, составлявший ветхозаветную Церковь. «Доколе вы будете хромать на оба колена? Если Ваал – истинный Бог, служите Ваалу, а если Господь, служите Господу», – говорил он (см. 3 Цар. 18, 21). Вот и мы служим миру и Господу одновременно. Мы приносим Молоху человеческие жертвы, воспитывая (или уже воспитав) своих детей вне Церкви, в нечестии, не говорю уже про детоубийство. Чем мы лучше тех, кто приносил детей в жертву этим так называемым богам? А разве мы не служим Астарте, удовлетворяя свое сладострастие? Мы оправдываемся тем, что не можем с этим справиться, хотя на самом деле просто не хотим с собой бороться.

И все же именно нам, может быть, ради мученического подвига и заслуг наших предков, Господь дает духовный хлеб, для того чтобы мы насытили свою умирающую от духовного голода душу. При каком условии мы можем получить просимое? Как мы можем исцелить свою душу, которая подобно дочери хананеянки «зле беснуется», ибо страсти так изнуряют наше внутреннее существо, что мы не владеем собой, становясь как бесноватые? Как бесноватые совершают безумные поступки, иногда даже опасные для их жизни, так и мы грешим, подвергая опасности свою душу, прежде всего, в отношении ее участи в вечности. Но наши безумные поступки приводят к печальным последствиям также и в этой жизни, ко всяким земным бедам и несчастьям.

Что же нам нужно делать? В чем мы должны подражать евангельской хананеянке, чтобы, подобно тому как она получила просимое – исцеление своей дочери, и нам получить исцеление для своей души? Во-первых, она имела веру. Выражаясь привычным для нас языком, она осознавала, что православная вера, то есть вера правильная, выше всех других религий. Она не побоялась признать, что ее соотечественники заблуждаются, и имела мужество отречься от заблуждений своего воспитания и от всего того, чем дорожит человек под предлогом патриотизма. Итак, во-первых, превыше всего для нас должна быть истина, истинная религия.

Во-вторых, хананеянка проявила особенное усердие и ревность в вере, показав, что верит не отвлеченно, не только умом, но и сердцем. Наперекор, казалось бы, полному пренебрежению, которое проявил Спаситель, она не уставала вопить ко Господу и исповедовать его Христом (ее слова: «помилуй меня, Господи, сын Давидов» говорят как раз об этом). Она исповедовала Его всемогущество словами «помилуй меня», зная, что Он может совершить все, что захочет. У нас же часто бывает так, что мы на словах признаем Православие истинной религией и говорим, что правильно верим, а ревности в вере не проявляем.

И наконец, самое главное – это то, что дерзновенная молитва хананеянки соединялась со смирением. На наш взгляд, это вещи противоречащие друг другу. Нам кажется, что если у человека есть смирение, то он не имеет никакого права на дерзновение, мы считаем это проявлением гордости. И наоборот, если человек проявляет дерзновение, то значит, ему уже не нужно смиряться. Однако нам кажется так только потому, что мы не имеем духовного опыта, а иногда просто потому, что мы оправдываемся, не желая проявить должного усердия. Потому-то мы и не получаем того, о чем просим Бога, прежде всего, в отношении своей внутренней жизни – не исцеляемся от беснования, причиняемого нам страстями. Хананеянка же дерзновенно и неотступно молилась и при этом признавала себя недостойной благодеяний Божиих, будучи согласной и на самые крохи милости Божией. По своей вере она получила просимое – исцеление дочери.

Так и мы должны сочетать в себе две вещи: неотступную и дерзновенную молитву с глубочайшим смирением, – то есть, признавая себя недостойными, должны понимать, что, кроме Единого Бога, нам больше не у кого просить милости. Никто, кроме Него, не может помочь нам и помиловать, что и заставляет нас быть дерзновенными. При таком сочетании смирения с дерзновением и бывает плод, как сказал один подвижник, «молитва рождает смирение, а смирение рождает молитву».

Каждое действительное событие имеет наряду с внешней и внутреннюю сторону, в которой заключается его сущность. С полным правом мы можем перенести сущность вспоминаемого нами сегодня события на свою внутреннюю жизнь. Почему нам не отождествить этот неотступный вопль хананеянки «Помилуй меня, Господи, сын Давидов» с молитвой Иисусовой? И признание в том, что она недостойна милости Божией, конечно, можно считать проявлением покаяния и смирения. В духовном отношении с нами происходит по сути то же, что с женой-хананеянкой. Потому и должны мы научиться неотступно вопить ко Господу, хотя бы нам казалось, что Он нас совершенно не слышит и какое-то время остается безразличным к нашему молитвенному воплю. Проявив смирение, которое выражается не только в признании своего ничтожества и недостоинства, но и в том, чтобы продолжать просить, когда тебя отвергают и унижают, мы получим исцеление души. Мы получим его в тот час, когда приобретем такое же глубокое смирение и такое же неотступное молитвенное дерзновение, какое имела язычница-хананеянка.

10 февраля 2002 года

У меня назрел вопрос.
Как вам кажется, как в православии соотносятся дерзновение и смирение? Всякий ли человек может молиться со дерзновением? Или это свойственно больше людям духовно очистившимся, святым? При этом представляется, что дерзновения без смирения не бывает, иначе превращается в дерзость.
В общем каша какая-то в голове с этими понятиями, помогите разобраться.