|
НИКОЛОЗ БАРАТАШВИЛИ (1817-1845)
СУМЕРКИ НА МТАЦМИНДЕ
Перевод Б. Пастернака
Люблю твои места в росистый час заката,
Священная гора, когда твои огни
Редеют, и верхи еще зарей объяты,
И по низам трава уже в ночной тени.
Не налюбуешься! Вот я стою у края.
С лугов ползет туман и стелется к ногам.
Долина в глубине как трапеза святая.
Настой ночных цветов плывет, как фимиам.
Минутами хандры, когда бывало туго,
Я отдыхал средь рощ твоих и луговин.
Мне вечер был живым изображеньем друга.
Он был как я. Он был покинут и один.
Какой красой была овеяна природа!
О небо, образ твой в груди неизгладим.
Как прежде, рвется мысль под купол небосвода,
Как прежде, падает, растаяв перед ним.
О Боже, сколько раз, теряясь в созерцанье,
Тянулся мыслью я в небесный твой приют!
Но смертным нет пути за видимые грани,
И промысла небес они не познают.
Так часто думал я, блуждая здесь без цели,
И долго в небеса глядел над головой,
И ветер налетал по временам в ущелье
И громко шелестел весеннею листвой.
Когда мне тяжело, довольно только взгляда
На эту гору, чтоб от сердца отлегло.
Тут даже в облаках я черпаю отраду.
За тучами и то легко мне и светло.
Молчат окрестности. Спокойно спит предместье.
В предшествии звезды луна вдали взошла.
Как инокини лик, как символ благочестья,
Как жаркая свеча, луна в воде светла.
Ночь на Святой горе была так бесподобна,
Что я всегда храню в себе ее черты
И повторю всегда дословно и подробно,
Что думал и шептал тогда средь темноты.
Когда на сердце ночь, меня к закату тянет.
Он сумеркам души сочувствующий знак.
Он говорит: «Не плачь. За ночью день настанет.
И солнце вновь взойдет. И свет разгонит мрак».
* * *
НИКОЛОЗ БАРАТАШВИЛИ
ЗЛОБНЫЙ ДУХ
Перевод Б. Пастернака
Кто навязал тебя мне, супостата,
Куда ты заведешь меня, вожак?
Что сделал ты с моей душой, проклятый!
Что с верою моею сделал, враг?
Ты это ли мне обещал вначале,
Когда ты обольщал меня, смутьян?
Твой вольный мир блаженства без печали,
Твой рай, суленный столько раз, — обман.
Где эти обещанья все? Поведай!
И как могли нежданно ослабеть
И уж не действуют твои беседы?
Где это всё? Где это всё? Ответь!
Будь проклят день, когда твоим обетам
Пожертвовал я сердца чистотой,
В чаду страстей, тобою подогретом,
И в вихре выдумки твоей пустой.
Уйди и скройся, искуситель лживый!
По милости твоей мне свет не мил,
Ты в цвете лет растлил души порывы.
О, горе тем, кого ты соблазнил!
* * *
АКАКИЙ ЦЕРЕТЕЛИ (1840-1915)
Пер. Сергея Клычкова
Я в желчь и боль мешаю слезы
И в горький уксус горный мед,
И вот
Зависимо от дозы
Душа то плачет, то поет…
Равно на розу
И терновник
Садится с песней соловей:
Так я ль причина, я ль виновник
Столь сладкой горечи своей?
* * *
ВАЖА ПШАВЕЛА (1861-1915)
БЫЛ В ГОРАХ...
Пер. Арсения Тарковского
Был в горах, с вершины видал
Мир, припавший к дальним отрогам,
На груди светила держал,
Как пророк, беседовал с Богом.
Мысль о благе мира была
Для души единственной мерой,
Жизнь и смерть во имя его
Были правдой моей и верой.
А теперь я спускаюсь вниз.
Тьма глотает меня в ущелье,
Злые думы с душой сплелись,
Сирым разумом завладели.
Сверху вниз брести наугад
Горе мне! как тяжко и томно...
Слезы не исцелят меня
На равнине этой бездомной.
О, зачем я себя обрек
На погибель без воздаянья
И сошел с горы? Чтобы стать
Тщетной жертвой? Чашей страданья?
* * *
ГАЛАКТИОН ТАБИДЗЕ (1892-1959)
ОСЕННЕЕ УТРО
Пер. Владимира Леоновича
Дождь-листобой.
В ночь – город вылинял –
Стояли золотые дни –
И холод краски мира выровнял,
В нем
Видима душа:
Дохни!
Всё голубое – твердо-матово:
То изморозь в голубизне.
А ветер налетел с Мадатова –
Как смерть –
И как любовь –
Извне!
А утро блеклое, нераннее –
Неверны желтизна и синь.
В природе –
Воля умирания.
Во всем – Поэзия.
Аминь!
* * *
ДЖАНСУГ ЧАРКВИАНИ (р. 1931)
ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ СТАРОГО МЕЛЬНИКА
Пер. Булата Окуджавы
Зеленому лунному свету не верить невмочь
И листьям серебряным, тихо с деревьев упавшим...
Пусть день будет вашим.
Оставьте мне эту зеленую ночь,
Последнюю ночь...
А на землю всё сыплются желуди,
А может быть, это вода разливается в мельничном желобе?
А может быть, это – движенье последних секунд,
Которые жизнь мою вместе с зарей пресекут?
Пред этой зарей ты не будешь ни гордым, ни мелочным:
Последние зерна пора до утра помолоть.
А старость – как будто вода: остановится в желобе мельничном;
Колеса застынут. И этого не побороть.
* * *
ОТАР ЧИЛАДЗЕ (р. 1933)
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ОСЕНИ
Пер. Беллы Ахмадулиной
Я вижу день и даже вижу взор,
которым я недвижно и в упор
гляжу на всё, на что гляжу сейчас,
что ныне – явь, а будет – память глаз,
на всё, что я хвалил и проклинал,
пока любил и слезы проливал.
Покуда августовская листва
горит в огне сентябрьского костра,
я отвергаю этот мед иль яд,
для всех неотвратимый, говорят.
И предвкушаю этот яд иль мед.
А жизнь моя еще идет, идет...
* * *
ГЕОРГИЙ ЛЕОНИДЗЕ (1899-1966)
СТАРЫЕ ПОЭТЫ
Пер. Сергея Клычкова
Я болен любовью
К поэтам старинным,
Их Грузия с кровью
Своею слила…
Они распевали в саду соловьином,
Писали стихи над лукою седла.
И пели они, как дожди, как буруны,
Как тысячи птиц под немой
Высотой,
И были легки и упруги
Их струны,
И хриплой натуги
Не ведал их строй.
В пожары ль, в сраженья ли, в мор ли великий
Все так же по силе
Их песня свежа…
Вот Гурамишвили,
Веселый Бесики,
Вот Шота и тигровокожий Важа.
Стихи их, как полые воды…
Как реки,
Они оросили родную страну…
Они в озареньи
На годы,
На веки,
Забвенья
Не зная, у смерти в плену.
Мы слышим из черной
Могилы их трели,
Их клекот нагорный -
Уже неживых…
Навек они птицами в звездах
Засели
На гнездах,
Сплетенных из струн золотых.
* * *
ИЛЬЯ ЧАВЧАВАДЗЕ (1837-1907)
в 1987 г. канонизован Грузинской Православной Церковью как св. Илия Мартали (Илия Праведный).
МОЛИТВА
Пер. Василия Величко
Отец небесный наш! Коленопреклоненный,
Благоговейно я стою перед Тобой!..
Не оскверню я тем молитвы миг священный!
Нет! пусть лучи небес мне душу озарят,
Любовию Твоей пусть сердце возгорится,
Чтоб даже за врагов я мог теперь молиться,
За тех, что сердце мне стрелою поразят:
"Прости им, Всеблагий! Не знают, что творят!"
* * *
НИКОЛОЗ БАРАТАШВИЛИ
МОЯ МОЛИТВА
Отец небесный, снизойди ко мне,
Утихомирь мои земные страсти.
Нельзя отцу родному без участья
Смотреть на гибель сына в западне.
Не дай отчаяться и обнадежь:
Адам наказан был, огнем играя,
Но все-таки вкусил блаженство рая.
Дай верить мне, что помощь мне пошлешь.
Ключ жизни, утоли мою печаль
Водою из Твоих святых истоков.
Спаси мой челн от бурь мирских пороков
И в пристань тихую его причаль.
О сердцевед, Ты видишь все пути
И знаешь всё, что я скажу, заране.
Мои нечаянные умолчанья
В молитвы мне по благости зачти.
* * *
ШОТА РУСТАВЕЛИ (XIII в.)
Из «ВЕПХИС ТКАОСАНИ» – «ВИТЯЗЯ В БАРСОВОЙ ШКУРЕ» (или «тигровой», как это закрепилось в русской традиции)
Пер. Николая Заболоцкого
Кончив скорбное посланье,
Дева пишет Тариэлу.
Сердце в муке пламенеет,
Слезы льются без предела.
Сквозь расщепленную розу
Чуть виднеется алмаз.
Вот письмо царевны юной,
Изумляющее нас:
"О мой милый! В заточенье
Вот письмо я начинаю.
Стан пером мне ныне служит,
В желчь перо я окунаю.
На твоем пишу я сердце,
Чтобы слить его с моим.
Не забудь о друге, сердце,
Навсегда останься с ним!
Жив ли ты, о мой любимый,
Я не ведала доселе.
Все мои иссякли слезы,
Дни тянулись, как недели.
Ныне я узнала правду
От волшебного гонца -
И смирилась перед Богом,
И прославила Творца.
Если жив ты, мой любимый,
Сердцу этого довольно;
Пусть, израненное, ноет, -
Утешаюсь я невольно.
Вспоминай меня в разлуке,
Нелюдим и одинок.
Я любовь мою лелею,
Как диковинный цветок.
Как сумею рассказать я
О былой моей печали?
Удивится каждый смертный,
Но поверит мне едва ли...
Милосердная подруга
От рабов меня спасла,
Но, застигнута судьбою,
Снова я в пучине зла.
Мир страданьями моими
Не насытился доныне.
В руки каджей я попала,
Проезжая по пустыне.
В башне я сижу высокой
Вдалеке от всех людей,
И ведет лишь ход подземный
К келье каменной моей.
Дни и ночи злые стражи
Стерегут мой дом высокий.
Не ходи сюда, мой милый,
Не пытай судьбы жестокой!
Если в битве беспощадной
Колдуны тебя убьют,
Сожжена я буду так же,
Как сожжен огнивом трут.
О, не думай, мой любимый,
Что достанусь я другому!
Если нет тебя со мною,
Я чужда всему земному.
Заколю себя клинком я
Или брошусь из окна,
Но тебе останусь верной,
Как всегда была верна.
Помолись, мой милый, Богу,
Чтоб послал Он мне спасенье, -
Со стихиями земными
Тяжко мне соединенье.
Бог пошлет мне, бедной, крылья,
Из темницы я взлечу,
Солнце ясное увижу,
Прикоснусь к его лучу.
Без тебя не светит солнце,
Ибо ты - его частица,
Ты вернешься к Зодиаку,
Чтобы в Льва преобразиться.
Буду я в твоем сиянье,
Безмятежная, гореть...
Горько было жить на свете -
Сладко будет умереть!
Что бояться мне кончины?
Душу я тебе вручила,
Навсегда твой милый образ
В бедном сердце заключила.
Вспоминать былое тяжко,
Слишком много в сердце ран.
Обо мне не плачь, мой милый!
Уж таков мне жребий дан.
Лучше в Индию, мой витязь,
Отправляйся ты с полками -
Там отец мой безутешный
Окружен теперь врагами.
Помоги ему в сраженье
И в печали успокой.
Я тебя до самой смерти
Не забуду, милый мой.
Шлю тебе кусок вуали -
Дар любови и участья.
Это все, что мне осталось
От потерянного счастья.
Горе мне! Надежды призрак
Навсегда от нас исчез,
Повернулось к нам с угрозой
Колесо семи небес".
Дева кончила посланье
И кусок вуали черной
Приложила, и умчался
От нее гонец проворный.
Вот он прибыл в Гуланшаро
И спустился на дорогу.
Автандил посланье принял
И вознес молитву Богу.
* * *
НИКОЛОЗ БАРАТАШВИЛИ
ცისა ფერს, ლურჯსა ფერს,
Перевод Б. Пастернака
Цвет небесный, синий цвет,
Полюбил я с малых лет.
В детстве он мне означал
Синеву иных начал.
И теперь, когда достиг
Я вершины дней своих,
В жертву остальным цветам
Голубого не отдам.
Он прекрасен без прикрас.
Это цвет любимых глаз.
Это взгляд бездонный твой,
Напоенный синевой.
Это цвет моей мечты.
Это краска высоты.
В этот голубой раствор
Погружен земной простор.
Это легкий переход
В неизвестность от забот
И от плачущих родных
На похоронах моих.
Это синий негустой
Иней над моей плитой.
Это сизый зимний дым
Мглы над именем моим.
* * *
ТИЦИАН ТАБИДЗЕ (1895-1937)
ОСЕНЬ В ОРПИРИ
Пер. Сергея Спасского
Трупом Левиафана Орпири гниет.
Бродят аисты, пересекая болота.
Гнется ветвью душа. Средь рионских болот
Аист – как тонконогая тень Дон-Кихота.
Зябко в лужах последним лягушкам. Они
Шевелятся в пузыристых слизистых гнездах.
Въехал на дилижансе Октябрь. О, вздохни –
Полон насморками и простудами воздух.
Слава Грузии! От нехмельного вина
Имеретии все-таки я опьянею.
Как наседка зимою, земля холодна.
Сокрушаюсь о том, наклонившись над нею.
Жаба Лотреамона, оплакать тебе
Надо грязь эту, самую мощную в мире.
Всё же всем пантеонам, земле Дидубе
Предпочту я прогнившее тело Орпири.
* * *
ГРИГОЛ АБАШИДЗЕ (1914-1994)
НИ ДОЖДЯМИ, НИ ВИХРЕМ
Пер. А. Тарковского
Есть любовь изначальная,
Оправданье вселенной,
Все мы кости игральные
Красоты несравненной.
Не щедра ты, избранница,
Не полна твоя мера.
Что ни делай, останется
В сердце твердая вера.
Листья сорваны грозами,
Перепутаны бурей,
Но забрезжит над лозами
Проблеск чистой лазури.
Он дождями не смоется,
Вихрем он не сотрется.
Сердце думами кроется,
С горя песня поется,
Празднуй, неблагосклонная,
Я на праздник не прошен,
Я, как ветка зеленая,
Милой под ноги брошен.
Мерь нещадною мерою,
Осуди эту ересь:
В красоту твою верую
И умру, не изверясь.
* * *
ГАЛАКТИОН ТАБИДЗЕ
ОН И ОНА
Пер. Беллы Ахмадулиной
Мир состоит из гор,
Из неба и лесов,
Мир – это только спор
Двух детских голосов.
Земля в нем и вода,
Вопрос в нем и ответ:
На всякое "о, да!"
Доносится "о, нет!".
Среди зеленых трав,
Где шествует страда,
Как этот мальчик прав,
Что говорит: "о, да!".
Как девочка права,
Что говорит: "о, нет!".
И правы все слова,
И полночь и рассвет.
Так в лепете детей
Враждуют "нет" и "да",
Как и в душе моей,
Как и во всем всегда.
* * *
ОТАР ЧИЛАДЗЕ
КОМНАТА
Пер. Иосифа Бродского
Рыдала женщина. Снаружи
снежок клубился. И сиротство
той женщины и краткость стужи
какое-то имели сходство.
И стены мучились законным
сочувствием, хоть не касались
рыданья их.
На заоконном
свету скорбящими казались
столы и стулья вместе с нишей...
И в женщине, лицо склонившей,
себя слезами обогревшей,
все больше было сходства с нищей
землей, от снега побелевшей.
* * *
НИКОЛОЗ БАРАТАШВИЛИ
МОИМ ДРУЗЬЯМ
Перевод Б. Пастернака
В дни молодости, вашим утром ранним,
Легко заботы сбрасывайте с плеч.
Не придавайте важности страданьям,
Слезам невольным не давайте течь.
Спешите за минутами вдогонку,
От них не отставая ни на миг.
Как резонерство раннее ребенка,
Уродлив молодящийся старик.
Хвалю того, кто соблюдает время
И весь свой век по возрасту живет.
Перегорит и он страстями всеми,
Переберет и он весь мир забот.
Но в зрелости, когда ваш первый шепот
Насильно сменит дня корыстный шум,
Вот что советует мой горький опыт —
Я это говорю не наобум, —
Не увлекайтесь львицей и кокеткой:
Она жива, красива, молода,
Всегда занятна и умна нередко,
Но полюбить не может никогда.
* * *
ИЛЬЯ ЧАВЧАВАДЗЕ
КАК ПОСТУПАЛИ, ИЛИ ИСТОРИЯ ГРУЗИИ XIX ВЕКА
перевод Н.Заболоцкого
Повстречав однажды деда,
Я зевнул, как полагалось,
Он зевнул, и вот беседа
Между нами завязалась.
— Дед,— сказал я, — ты на свете
Жил немало. Сделай милость,
Чем, скажи мне, в годы эти
Наше племя отличилось?
Например, когда иссякли
Силы Грузии единой
И ушел от нас Ираклий,
Благодетель наш старинный,—
Как тогда мы поступали?
– Как тогда мы поступали?
Всем известно: рот разинув,
Лишь чесались да зевали.
— А когда Георгий в горе
Воцарился на престоле
И враги восстали вскоре,
Чтобы он не правил боле,—
Как тогда мы поступали?—
– Как тогда мы поступали?
Разоряясь понемногу,
На куски друг друга рвали.
— А когда в жестоком пекле
День мы прокляли рожденья,
И мыслишки в нас окрепли,—
И пришло в порядок зренье,—
Как тогда мы поступали?
— Как тогда мы поступали?
Собираясь на задворках,
Перешептываться стали.
— А когда про эти речи
Услыхали наши власти
И, загнав в хлевы овечьи,
Проучили нас отчасти,—
Как тогда мы поступали?
— Как тогда мы поступали?
Мы в испуге друг на друга
Клеветали, клеветали.
— А когда ценой доноса
Кой-кто спасся невредимый
И смотреть мы стали косо
На печаль земли родимой,—
Как тогда мы поступали?
— Как тогда мы поступали?
Мы без просыпу от счастья
Пировали, пировали.
— А когда, весь день с гостями,
Позабыли мы про дело
И мошна за кутежами
Понемногу опустела,—
Как тогда мы поступали?
— Как тогда мы поступали?
Мы именья друг у друга
Оттягали, оттягали.
— А когда таким манером
Разорили мы друг друга
И, к крутым прибегнув мерам,
Подожгли свой дом с испуга,—
Как тогда мы поступали?
— Как тогда мы поступали?
У костра мы грели руки
И на Бога уповали
— А когда от неустройства
Стал не рад Георгий жизни
И не стало в нас геройства,
Чтоб служить своей отчизне,—
Как тогда мы поступали?
— Как тогда мы поступали?
Мы за помощью в Россию
Со слезницей побежали.
— А когда лезгин весною
Царь привел для ополченья
И пожертвовал казною
Ради общего спасенья,—
Как тогда мы поступали?
— Как тогда мы поступали?
На тахте мы развалились
И душой возликовали.
— А когда почил в могиле
Наш Георгий и царёвы
Братья, ссорясь, повалили
Царства нашего основы,—
Как тогда мы поступали?
— Как тогда мы поступали?
Мы их всех поодиночке
Предавали, предавали.
— А когда в державе павшей
Воцарился царь соседский
И судьбу отчизны нашей
Стал швырять, как мячик детский,
Как тогда мы поступали?
— Как тогда мы поступали?
Мы, отвагою пылая,
На Кабахи в мяч играли.
— А когда нам становилось
С каждым часом тяжелее
И когда явивший милость
Затянул петлю на шее,—
Как тогда мы поступали?—
– Как тогда мы поступали?
На одной мы сковородке
Все поджариваться стали
— А когда всё наше зданье
Превратилось в пепелище
И когда у нас дворяне
Стали немощны и нищи,—
Как тогда мы поступали?
— Как тогда мы поступали?
Мы вскарабкались повыше
Да крестьян в тиски зажали.
– А когда крестьян подвластных
Унесло времен теченье
И в именьях, столь прекрасных,
Наступило разоренье,—
Как тогда мы поступали?
— Как тогда мы поступали?
Эх, сынок, к чему вопросы?
Тут-то мы и застонали!
— А когда мы этим стоном
Крепостных не возвратили
И о рабстве отмененном
Понемногу позабыли,—
Как тогда мы поступали?
— Как тогда мы поступали?
Банк придумали земельный
И над ним же хохотали.
— А когда, полезный детям,
Банк услышал от кого-то:
«Я бездетен, с банком этим
Мне возиться неохота»,—
Как тогда мы поступали?
— Как тогда мы поступали?
Мы, с правительством поладив,
«На плечо!» учиться стали.
— А когда...— Но рассердился
Старый дед и крикнул строго:
— Что ко мне ты прицепился?
Отвяжись ты, ради Бога!
«Как тогда мы поступали?
Как тогда мы поступали?»
Как и ты, без дела шлялись
Да язык, как ты, чесали!
* * *
ХУТА БЕРУЛАВА (р. 1924)
Возле крепости Хертвиси...
Пер. Булата Окуджавы
Возле крепости Хертвиси
Разветвляется дорога.
Возле крепости Хертвиси
Две сливаются реки.
Горы тонут в синем мраке,
Солнце катится далеко.
Ты одна стоишь на башне
И глядишь из-под руки.
Девочка с косою черной,
Ты б взяла кувшин из меди,
Зачерпнула б из потока,
Мне б в кувшине подала.
Пил я воду из колодца
Ледяную, слюдяную,
Но, едва тебя заметил,
Снова жажда обожгла.
Крепость гордая Хертвиси
В полумраке – как живая.
А домов почти не видно...
Вы их прячете в сады?..
Девочка с косою черной,
Парня я тебе желаю
Гордого, как эта крепость,
Нежного, как плеск воды.
Я сюда совсем случайно
Завернул, седой мужчина.
Просто жажда одолела,
Просто жажду утолил...
Но меня на белом свете
Из такого вот кувшина
Да такою вот водою
Разве кто-нибудь поил?
* * *
НИКОЛОЗ БАРАТАШВИЛИ
Перевод Б. Пастернака
Я храм нашел в песках. Средь тьмы
Лампада вечная мерцала,
Неслись Давидовы псалмы,
И били ангелы в кимвалы.
Там отрясал я прах от ног
И отдыхал душой разбитой.
Лампады кроткий огонек
Бросал дрожащий свет на плиты
Жрецом и жертвой был я сам.
В том тихом храме средь пустыни
Курил я в сердце фимиам
Любви — единственной святыне.
И что же — в несколько минут
Исчезли зданье и ступени,
Как будто мой святой приют
Был сном или обманом зренья.
Где основанье, где престол,
Где кровельных обломков куча?
Он целым под землю ушел,
Житейской пошлостью наскуча.
Не возведет на этот раз
Моя любовь другого крова,
Где прах бы я от ног отряс
И тихо помолился снова.
* * *
АКАКИЙ ЦЕРЕТЕЛИ
СЕРДЦЕ ПОЭТА
Пер. Сергея Клычкова
В бурю, в ненастье,
В горе,
В напасти
Сердце поэта - как море…
Полны
Раздора,
Волны,
Как горы,
Высятся в диком просторе…
В гуле и реве,
С тучами вровень
Гребнями волны свисают…
В бешеной качке
Лодку рыбачки
Так и бросает, так и бросает…
В сердце кручина
Глубже пучины:
Лучше в волненье такое
Стать
На причале,
Ждать
Без печали
Сладкого часа покоя.
Жди терпеливо
В час непогоды:
После угрюмой невзгоды
Плавны, красивы
Воды прилива -
Счастья глубокие воды…
Можно без весел
Плыть над пучиной,
Даже и парус не нужен…
Кто ж это бросил,
Кто в нее кинул
Столько веселых жемчужин?..
* * *
ГАЛАКТИОН ТАБИДЗЕ
ПОЭЗИЯ – ПРЕЖДЕ ВСЕГО
Пер. Беллы Ахмадулиной
О друзья, лишь поэзия прежде, чем вы,
Прежде времени, прежде меня самого,
Прежде первой любви, прежде первой травы,
Прежде первого снега и прежде всего.
Наши души белеют белее, чем снег.
Занимается день у окна моего,
И приходит поэзия прежде, чем свет,
Прежде Светицховели и прежде всего.
Что же, город мой милый, на ласку ты скуп?
Лишь последнего жду я венка твоего,
И уже заклинанья срываются с губ:
Жизнь, и Смерть, и Поэзия – прежде всего.
* * *
ТИЦИАН ТАБИДЗЕ
«МАШ ГАМАРДЖВЕБА» («ИТАК, ДА ЗДРАВСТВУЕТ»)
Пер. Беллы Ахмадулиной
Брат мой, для пенья пришли, не для распрей,
для преклоненья колен пред землею,
для восклицанья: — Прекрасная, здравствуй,
жизнь моя, ты обожаема мною!
Кто там в Мухрани насытил марани
алою влагой? Кем солнце ведомо,
чтоб в осиянных долинах Арагви
зрела и близилась алавердоба?
Кто-то другой и умрет, не заметив,
смертью займется, как будничным делом...
О, что мне делать с величием этим
гор, обращающих карликов в дэвов?
Господи, слишком велик виноградник!
Проще в постылой чужбине скитаться,
чем этой родины невероятной
видеть красу и от слез удержаться.
Где еще Грузия — Грузии кроме?
Край мой, ты прелесть и крайняя крайность!
Что понукает движение крови
в жилах, как ты, моя жизнь, моя радость?
Если рожден я — рожден не на время,
а навсегда, обожатель и раб твой.
Смерть я снесу, и бессмертия бремя
не утомит меня... Жизнь моя, здравствуй!
* * *
_________________
"...молитвами любящих мя, сохрани!"
|
