Православный форум Доброе слово

Чтобы следить за этой оравой и вовремя всех кормить, Ярославкины за свой счет наняли воспитателя и повара.

Вслед за Ярославкиными все село стало усыновлять ребятишек
Мереке УЛЬМАНОВ («КП» - Оренбург»).


- Я глубоко верующий человек, - рассказывает отец огромного семейства 42-летний Илья Ярославкин. - Как-то январским утром перед работой молился у иконы и вдруг отчетливо услышал чей-то голос, который сказал мне, чтобы я взял на попечение детей и открыл семейный детский дом.

На серьезные раздумья Илье и его жене Любови из оренбургского села Родничное потребовалось несколько месяцев. Тогда, 4 года назад, у них было четверо своих ребят, ждали пятого. И все же решили: семейному детскому дому быть. Но сначала нужно было создать условия для детворы. Через 8 месяцев в селе вырос большой двухэтажный коттедж. Ярославкины - люди обеспеченные, особенно по сельским меркам. В райцентре у них - собственный магазин бытовой техники. Был и второй - продали, чтобы построить дом.

НАРЯДЫ ВНЕ ОЧЕРЕДИ - КАК В АРМИИ

- Перед нами на стол выложили 2500 личных дел брошенных детей и сказали: выбирайте, - улыбается 40-летняя многодетная мама. - Так у нас появился трехлетний Стас. А потом, почти сразу, мы взяли еще 13 ребятишек. А теперь их у нас двадцать пять: тринадцать девочек и двенадцать мальчиков.

Поначалу родные дети, конечно, ревновали родителей к приемышам. А потом - подружились!

Когда приемыши только переселились в семью, у Любы с Ильей просто руки опускались. Привыкшие к казенной жизни на всем готовом ребятишки проказничали, помогать по дому категорически не хотели. Но никого из них даже по попе ни разу не шлепнули. Для провинившихся другое наказание:

- Как в армии - наряд вне очереди, - смеется Люба. - Игрушки убрать или пыль вытереть.

У каждого ребенка - свои обязанности. Мальчишки по хозяйству помогают, девочки - по дому. Есть даже график: кто когда кур кормит или картошку чистит.

- У нас большое подворье, - хвастается Илья Петрович. - 10 буренок, 80 овец, кролики, а кур и уток даже не считали.

А чтобы ребята не сачковали, родители ввели систему поощрения - за каждый час работы платят определенную сумму. За эту неделю девчонки получили по 300 рублей. Деньги небольшие, но на сотовую связь хватает.

ПРОДУКТЫ ЗАКУПАЕМ МЕШКАМИ

В маленькой сельской школе учатся всего 60 учеников. Треть из них - приемные дети Ярославкиных. Но разобрать, кто в школе - «домашний», а кто - бывший детдомовец, мы не смогли. Мордашки у всех одинаково веселые.

Присматривать за всей галдящей ватагой помогает воспитатель, а готовит для большой дружной семьи повар. Обоих Ярославкины наняли за свой счет. Того, что выделяет государство, хватает только на продукты: 4400 рублей на каждого ребенка в месяц плюс зарплата Ильи и Любы. Как воспитателям детского дома им положено 7000 в месяц на двоих...

Одного хлеба у Ярославкиных уходит в день больше 10 буханок.

- Продукты закупаем в городе на оптовых базах мешками и ящиками, но надолго не хватает, - делится папа Илья. - Выручают хозяйство и домашние закрутки.

Если суммировать все выплаты, получается на первый взгляд внушительная сумма - больше 100 тысяч рублей. Поначалу соседи ахали - для деревни деньги заоблачные, нереальные! И шептались: мол, ради прибыли сирот приняли да чтобы по хозяйству работали. А потом посмотрели, как живут Ярославкины, поделили сумму на всю ораву, прикинули... И судачить перестали. Зато начали односельчане тоже брать ребят из детдома. Кто одного, кто двоих.

- Я не думаю, что из-за государственных выплат, - уверена многодетная мама Люба. - Зарплату за опекунство платят маленькую, а сил на воспитание уходит очень много. Зато сколько радости от них...

КОММЕНТАРИЙ СПЕЦИАЛИСТА

Ради денег? Неправда!

- Приемных детей в нашем районе берут многие, - согласен начальник Управления социальной защиты населения Переволоцкого района Сергей Высоцкий. - Платят за опекунство небогато, хотя на селе и эта сумма - деньги. Но я больше чем уверен: не ради четырех тысяч рублей в месяц забирают малышей из детских домов.


Адрес для помощи семье:

Оренбургская область, Переволоцкий район, село Родничное,ул. Родничная, 32. Индекс - 461288. Ярославкиной Любови Ивановне.

_________________
Чувствую настоятельную потребность вступить в Добровольный оркестр хемулей...

интересная система воспитания....

_________________
Никогда не стоит никому ничего объяснять. Тот, кто не хочет слушать, не услышит и не поверит, а тот, кто верит и понимает, не нуждается в объяснениях. © Омар Хайям

Молодцы эти Ярославкины! Низкий поклон!

В оренбургском селе Спасское семья священника приютила несколько приемных деток.

Наконец-то сбылось мое давнее желание побывать в степном оренбургском селе Спасском, что в тридцати километрах от районного центра - поселка Саракташ. Здесь священник Александр и матушка Фотиния Мельниковы приютили в своей семье несколько приемных деток. В их гостеприимном доме каждый ребенок согрет любовью, каждый чувствует себя родным и желанным у мамы и папы…
Мы ехали по ночной дороге через занесенную снегом степь, к мерцающим вдали огонечкам села с дивным именем Спасское, батюшка за рулем микроавтобуса, а матушка Фотиния рядом со мной говорила:
- Люди смотрят: вот у батюшки и машина, и автобус… А не видят, что все - через долги. Хочешь, не хочешь - машина нужна, потому что автобус очень много бензина сжигает. Сколько мы ездили с документами на восстановление разрушенного храма то в Оренбург, то в Москву! На автобусе 15 тысяч ушло только на бензин. И без автобуса не обойтись - ведь всех деток в машине не увезти…
- А как эти дети к вам попали?
- Господь привел! Каждого по-своему.
Все их истории я услышала уже в теплом доме отца Александра и матушки Фотинии.

Трое Васёвых и Даша-Альфия

- Мы тогда только сюда переехали, сняли квартиру, - рассказала матушка. - Только перенесли вещи - стук в дверь. На пороге детишки: «Купите рыбу!» А рыба мелкая, одни кости да чешуя. Нам она и не нужна: с деньгами туго, до рыбы ли? Смотрим, а они такие… как бомжатки маленькие. Поняли мы, что деньги им на еду нужны. И купили у них рыбу. За стол позвали: поешьте с нами. Уговаривать не пришлось… Они и на следующий день пришли с уловом, и на другой… И тут их мама запила, куда-то ушла из дому, дети у нас неделю, две прожили - да так все трое и остались. Васёвы Толя, Коля и еще Люда, которая сейчас учится в Саракташе в училище.
А после как было: маленький наш Сереженька заболел, при смерти, и в это время звонит из реабилитационного центра Татьяна Васильевна:
- Матушка, у нас такая девочка хорошая! Но у нее очень серьезные болезни. И ее брата с сестрой хотят взять в семью, а она не нужна. А мне Альфию так жалко! Мы с ней сегодня проходили комиссию, смотрю на нее, и сердце кровью обливается! Ну увезут ее в дом инвалидов - и там она совсем пропадет! Не будет развиваться…
Но я перебила Татьяну Васильевну:
- Вы хотите, чтобы мы ее взяли?
- Да…
- Ой, сейчас не до этого. Сереженька в больнице. Да и согласится ли батюшка? Ведь эти трое, которых мы уже взяли, такие проблемные, их очень трудно поднимать. И вообще мы все по благословению духовника делаем, своей воли не проявляем. Вот уж, - говорю, - выйдем с Сереженькой из больницы, тогда и будем думать, что делать…
Батюшка слышал весь разговор, все понял, но молчит. И понятно: ну куда нам еще ребенка, такого больного.
Но сроки поджимают, вот-вот девочку отправят в дом инвалидов, и Татьяна Васильевна пришла к нам. А я в слезах: Сереженьку положили в реанимацию. Она смутилась: да я так пришла просто навестить… Я поняла, что она пришла по поводу Альфии, но до того ли мне было. Сынок умирал… В среду Сереженьку положили в реанимацию, а в пятницу он умер. И батюшка мне сказал:
- Давай возьмем эту девочку!
Сначала-то мы не решались, ведь это так тяжело. Их ведь надо не только одеть-обуть, накормить - в них нужно все вложить. Ведь из-за чего сердце-то рвется: надо же, чтобы они ко всему в жизни были подготовлены. Но после смерти Сереженьки все сомнения ушли. Надо взять девочку в память о Сереженьке.
А нам ее не больно-то и отдавали! Не хватало квадратных метров жилой площади, другие проблемы тут же вылезли. Ну да ничего, удалось все уладить. Взяли мы Альфию, окрестили, и теперь она - Даша.
К нам она пришла невеселая, заторможенная. Но мы на ее диагнозах не зацикливаемся. Упаси Господи, чтобы кто-то сказал, что она больная. Только и говорим: «Даша у нас самая умная!» Она раз - и что-нибудь нам напомнит. Не знает, сколько ей лет, не запоминает буквы, учиться не может, но в бытовых вопросах - она еще поумнее других. Такая деловая! Мы точно так же, как с других, за все с нее спрашиваем. Если провинится, и в углу постоит. И сама даже не знает, что у нее что-то не так. И другие дети не знают. Не учится она - а зачем, она и так у нас самая умная. Это вам надо учиться, а ей не надо. Довольная-а!.. И никто ее не дразнит, она сама боевучая, кому надо даст отпор. Чувствует себя уверенно и развивается. Дальше-то, конечно, будет заметнее, что она нездорова. Ну это уж такой крест… Она ребенок еще, а подрастает, уже начинает что-нибудь отчебучивать. Смеемся, и задумываемся тоже… Хорошая девчонка!

Дениска и Мариамна

Взяли мы Альфию, а в детдоме ее братик и сестренка стали плакать, скучать по ней. В разных ведь спальнях, а в одно и то же время просыпаются и плачут о сестренке. Она им как мама была: Марианна (в крещении - Мариамна) и Денис младшие. А Даша тут о них как скучала! Мы уехали в Москву, а она:
- Наташечка, я на коленки встану, только давай позвоним Денису с Марианной!
- Даша, я не знаю телефон детдома.
- Найди, ну пожалуйста!..
Нашли, позвонили. Тут и слезы, и радость… Младшие запросились к Даше. Воспитательница предложила нам:
- Возьмите деток на выходной, пусть побудут с сестрой.
Берем у директора разрешение, а она напоминает:
- Вы им сразу скажите, что берете только в гости. Их в семью забирают…
Ну какое там! Они как только сели в машину - так сразу:
- Мы домой едем!
И к нам: мама, папа!
- Нет, в гости вы едете!
- Нет, домой!
Приехали - как будто всю жизнь здесь жили. Словно к родным маме с папой вернулись. Мы и думаем: не Промысл ли Божий… Звоним своему батюшке. Отец Григорий (известный в Оренбуржье священник протоиерей Григорий Петриенко, более известный как Платовский по прежнему своему служению в Верхней Платовке - прим. авт.) как начал кричать в трубку:
- Благословляю отца Александра и матушку Фотинию забрать детей к себе! Большим крестом благословляю - слышите?
И опять - о, что было! Не отдавали нам этих двоих… А мы их привезем в детдом, они кричат, цепляются за нас:
- Почему Альфия остается, а мы уезжаем? Мы тоже хотим жить с вами!
Объясняем, что у них будут другие папа и мама, они ничего слышать не хотят. Это была трагедия. Не приехали мы один выходной - они так расплакались:
- Мы маме с папой не нужны, нас не хотят забрать!
Пришлось нам достраивать комнаты, увеличивать жилплощадь. Лезть в долги, а мебель новую покупать: дети должны жить в хороших условиях. Как будто до приюта жили в хоромах…
А дети со своей стороны все преграды рушили. Мариамна настырная такая, как упрется - ты ее ни поесть не заставишь, ни спать не уложишь. Ее и так, и этак уговаривали - ни в какую! Так они с Дениской и выплакали - вынудили нам их отдать. Ну и слава Богу! Тяжело с Мариамной, она и заупрямиться может, и полениться. Но нас очень сильно любит.
Чудная, милая Мариамна! Как она сосредоточенно и умело резала большую луковицу, как старалась вместе с Наташей (второй дочкой Мельниковых из троих рожденных в их семье детей) и Дашей помочь маме делать огромный - полметра в диаметре - торт. Мне она показалась очень тихой и скромной, только смотрела большими серьезными глазами безбоязненно и ласково. Видно, и для «бабули Оли» нашлось место в ее любящем сердечке…
В школе младшим не разрешают на перемене подниматься на этаж, где учатся старшеклассники. Но Мариамна так плакала, так рвалась к Наташе, что ей единственной разрешили ходить на второй этаж. Все дети очень любят Наташу, а уж Мариамна - и расстаться боится…

«Ты меня заберёс?..»

- А Сашенька как к нам попала, - продолжала рассказ матушка Фотиния. - Однажды я приехала в Новотроицк к свекрови, говорю, что мне надо в «Журавушку» - детский приют.
А она чему-то смеется и подает мне газету:
- Ты знаешь, я как раз статью прочитала: «Найди меня, мама!». О девочке из «Журавушки»… Это Божий Промысл! Ведь газета пришла еще две недели назад, а прочитала я ее вот только. Читаю и думаю: эх, если бы эта девочка увидела нашу матушку, она бы сразу сказала: «Это моя мама!» И тут твой звонок. У меня просто шок. А ты говоришь, что едешь в «Журавушку» - у меня второй шок!
Я все это выслушала, но взять еще одного ребенка… - ой нет, не могу! Так устала на самом деле!
В «Журавушке» мы (так просто разговор зашел) узнали, что эту девочку после статьи многие хотели взять, но она ни к кому не захотела пойти. И одни усыновители приезжали, и целой семьей, с детками: может, она с детьми захочет жить? В крик: не пойду, не хочу! Так и отступились от нее. Уже стали думать: может, она умственно неполноценная - если из приюта ни в одну семью идти не хочет!
Мы с мамой уходим из «Журавушки», а дети во дворе гуляют на прогулке. Тут эта малышка меня увидела - и как побежит, как кинется ко мне! Как обняла - мне пришлось присесть. А она ручками меня за щеки взяла и спрашивает:
- Заберёс меня, заберес? Заберес?
И всем машет: до свидания! Берет мамину руку и мою: пошли!
Ну как - пошли. Это же надо разрешение взять у директора, а рабочий день уже кончился, администрации нет. Я еле уговорила девочку: если, мол, ничего за ночь со мной не случится и буду жива, завтра приду за тобой. Если Богу будет угодно и меня не вызовут в Спасское, я за тобой приду. Ты веришь мне? - Верю. - Вот тогда жди.
И на следующий день мы пришли, взяли Сашеньку к себе на недельку. Ох, как она извела нас за эту неделю - столько было крику, такая импульсивная, невесть что вытворяла. Мы за головы держимся: невозможно терпеть! Увезли ее в приют, обрадовались - гора с плеч! И говорим отцу Григорию: «Нет, батюшка, мы ее не возьмем! Она маленькая, да такая шебутная, а мы то и дело уезжаем, кто с ней согласится оставаться?..» А батюшка смеется! Мы ему доказываем, что не потянем еще и эту ношу. А он смеялся, смеялся, да и сказал с таким горьким вздохом: «Ну кто же ее будет кормить!» Духовно, конечно же. Ведь разве ж кормить-то едой в детских домах не кормят! Но кто ее душу воспитает?
Тогда уж я все о ее выходках сказала, ведь наследство-то малышке досталось ох и тяжелое, такого она насмотрелась! - но батюшка благословил: «Святому мученику Трифону молитесь, он все страсти исцелит».
А девочка она хорошая! Очень любит церковь, все церковное. Крестилась с радостью, с любовью. На службы любит ходить. Такая махонькая, а с Божией помощью спокойно службы выстаивает. Ну и любит она всех нас, такое сердечко в ней любящее! И со временем уже стала послушнее, выправляется.
Вот так нам Господь всех этих деток дал. Понимаете - ни одного ребенка мы не выбирали. Трое сами пришли, Дашеньку - позвонили, уговорили взять…
Всех нам дал Господь. А мы боимся отказываться. Потому что хоть и тяжело, и до слез, но то Господь помогает, а откажешься - другой крест будет, не свой, и еще тяжелее будет нести.
Но знаешь, что ты живешь не зря. Вот это утешает и силы дает.
- Кто для них больший авторитет - мама или папа?
- Одинаково. Обоих слушаются. Я с ними больше времени провожу, а папа - глава семьи.
Папа сказал - все, надо выполнять.
Отец Александр до поры до времени не вступал в разговор, а тут подал реплику:
- Папа может и наказать строго… Хотя во всем мера нужна. Взять вот Васёвых: слабенькие, родителями своими до такой степени запуганы, что когда их мать сюда приходила, Коля прятался под кровать и в истерике кричал: «Мамаша пришла!» Не хотел выходить к ней. Она же его вешала…
- Как - вешала?!
- Душила, на веревке. Поэтому он ее панически боялся и до сих пор такой страх перед ней. Вот мы и стараемся не перегибать палку… А еще решили сделать для них спортивный комплекс во дворе, чтобы они там прыгали, скакали, на качельках качались.
Да ведь и сейчас в спальне у мальчиков для них и для девочек устроен мини-спортзал, - только, видно, мало этого. Уже днем батюшка в подтверждение своих слов покажет мне во дворе выложенное красивыми камешками место под спортивный комплекс и бассейн. А пока нет еще и трех часов ночи, и матушка Фотиния продолжает:
- Мы бассейн купили огромный-огромный! Дети плавают в нем, плещутся. Мы сами на речку не ходим. Люди будут смотреть: о, батюшка купается! Или - матушка в купальнике… Нехорошо, неприлично. Люди на пляже раздетые. К тому же был случай, дети наши пошли на речку с дедушкой. Он отвлекся ненадолго, а Наташу затянуло в водоворот... И никто нам не говорил о том, что случилось, - вот какие партизаны! Это уж одна раба Божия по телефону потом сказала: «Матушка, вы уж Наташу на речку не отпускайте, она ведь тонула…» - «Да вы что, говорю, выдумки какие-то!» - «Какие выдумки, тут все испереживались: всего несколько месяцев как младшенького похоронили, и пришлось бы еще один гроб ставить… Ее же откачивали, вся посинела. Вся деревня это видела». И чтобы не искушать Бога, мы их больше на речку не пускаем. Бассейн большой, места хватает, и все на виду, под присмотром.

«Как возместить милость Божию…»

- Налить еще чаю? Медок у нас свой… Обживаемся потихонечку… - батюшка наливает бодрящего чаю, а сам негромко размышляет вслух:
- Казалось бы, ну что: деревня, приход маленький, пять-шесть человек ходят постоянно. Разве от такого прихода прокормишься. Кому Бог нужен, они нуждаются сами, церкви помочь не могут, мы с ними делимся чем можем. А так в селе больше на свои силы надеются. Ну, «много званых, но мало избранных» (Лк. 14, 24). Господь Сам сказал: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18, 20). Пусть мало верующих людей, но они есть, и мы не чувствуем себя одинокими. Мы не обижаемся, ведь 70 лет не было храма! Надеемся, что как-то люди выправятся.
И Господь столько нам дает, что даже и - Господи, не знаю, как уж и отработать это все! Сколько люди нам чего жертвовали, просили по одному разу помянуть, а я всякий раз с такой радостью их поминаю на проскомидии! Вот всю эту милость Божию - как ее возместить? Чудотворений каких-то нет, чтобы молитвой своей кому-то помочь. А самое главное - на проскомидии все частички с поминовением имен Кровью Христовой омываются. И радость в душе от того, что вот так можно отплатить людям за их добро. Мы сюда приехали: жить негде, служить негде, и ни одной вещи богослужебной нет! И Господь все дал! И жить есть где, и молитвенный дом обустроен, и все Богослужебное приобрели, и технику. И детки у нас есть. Понадобилось к дому пристроить - метраж был слишком маленький, без этого детей не дали бы нам, - все пристроили. И еще будем пристраивать комнаты, чтобы семье не было тесно.
В свое время отец Александр (тогда еще мирянин) с супругой пожили в обители милосердия в Саракташе, посмотрели на то, как отогреваются в семейном тепле брошенные дети, сироты при живых родителях.
- К отцу Николаю Стремскому нас отец Григорий благословил, - рассказала матушка. - Старшая дочка наша уже там была, в 15 лет мы привезли Алену туда учиться в Православной гимназии. И вот она звонит: «Я дальше учиться не буду». - «Как - не будешь? Так хорошо училась в школе, и не закончишь учебу?» Оказалось, что РОНО не разрешил тогда открывать в гимназии десятый класс. Ну что же: возвращайся в свою школу. А она: «Мам, ты что, хочешь, чтобы я пропала в миру? Сама говорила, что надо спасаться». Слова-то какие нашла… Отец Николай поставил ее помощницей воспитателя, а потом видит, что она справляется, назначил воспитателем, опекать 6-7 ребятишек-двухлеток. Пять лет Алена прожила, не выходя из обители. Меня родственники поедом заели: родную дочь как в тюрьму заточила! «Да, говорю, заточила! От бесовского мира! От пьянства, наркотиков, от блуда - от всего укрыла». И замуж Алена вышла за воспитанника обители Милосердия, Павла Стремского. Не без искушений… ну да все пройдет - у кого искушений не было. Я зятя люблю, жалею.
…В первые минуты знакомства мальчишки-малыши устроили кучу малу, а потом спохватились: надо же представиться!
- Я - Коля Ст’емский, - громко объявил курчавый мальчуган с шаловливыми искорками в карих глазах.
- А я тогда Коля Васёв, - согласился пухлощекий и синеокий бутуз.
- Ой, да наоборот, маленький - Коля Стремский, а этот Васёв! - объяснила мне рассудительная Мариамна. - Это они играют!..
Поменялись фамилиями внучок и сынок…
Отец Александр вступает в разговор:
- Как же без игры! Мы детьми во что только не играли: тут и лапта, и футбол, и хоккей. Плохо другое: сейчас дети собираются стайками и только задирают друг друга или прохожих. Глупое времяпрепровождение. Ничего созидательного, полезного для ума или для мышц. А детям надо и играть, и о серьезном думать. Мы жили в Новотроицке, в бараках. И вот, помню, разошлись все по домам, и я иду к себе и думаю: почему все так устроено? Вова идет к себе домой, к своим родителям, Дима в другом доме, у него другие родители. А у меня мои родители… Почему именно они, а не другие? Почему я - Саша Мельников, а не Вова Пахомов? Это меня очень волновало. Сейчас детей иной раз спрашиваю: а вы себе такие вопросы задавали? Нет, никогда и в голову такое не приходило! Но дело-то в том, что меня воспитывали атеистом, а душа моя, маленького мальчика, - она Христианка, и она спрашивала, почему ты именно этот человек? Для чего ты создан Богом? Однажды захлестнуло такое… не отчаяние, но близкое к нему чувство безысходности: люди умирают, и я умру, и мама моя умрет! Всему придет конец - это же ужасно! Раз - и нет больше человека!.. Для чего мы живем-то вообще? И я как начал плакать. А я вообще мальчик был… непробивной, не нытик. Сейчас вон мальчишки плачут, ябедничают. А раньше чтобы мальчишка заплакал, это считалось стыдно. Но я расплакался и не мог остановиться. Эта безысходность меня ребенком захлестнула, а выхода никакого не видел. Потому что не учили нас вере в Бога, и потому мы думали тогда - все оборвется как будто и не жил на земле…
Эту жуть я до сих пор помню. И думаю, как же этим детям, которые попали в верующую семью, какая им радость открывается! Какой мир им открывается! Сколько они сейчас видят, слышат, сколько общаются с верующими людьми.
Хорошо расти Христианами…


Ольга Ларькина,

_________________
Чувствую настоятельную потребность вступить в Добровольный оркестр хемулей...

Продолжение истории про семью священника.


Маленький страдалец

На стене кухни большая фотография: матушка бережно обнимает большеглазого малыша.
- Это ваш Сереженька?
- Он, страдалец наш… - ответила матушка Фотиния. - Мы сюда приехали, я была на третьем месяце беременности - ждали Сереженьку. Столько хлопот с переездом, а у меня угроза выкидыша… И тут специалисты говорят: если сейчас крышу не перекрыть, храм рухнет, и уже невозможно будет его восстанавливать. А ведь как жалко - он же намоленный, там каждый кирпичик святостью дышит!
В таком состоянии, как у меня, какая мать поедет куда-то? Но - если рухнет храм?.. И я поехала с батюшкой хлопотать, искать средства на крышу. Сама так разболелась, просто вся загнила. А ведь Сереженьке во мне пришлось терпеть эту боль. Страдалец он был еще до рождения. Все, что у нас есть и в храме, и дома, досталось нам через пот и кровь, через болезни детей и потери, через скорби и слезы. Так мне было плохо, а на огороде все враз поспело и надо делать заготовки на зиму. А кому делать? Батюшка уехал в семинарию, большие дети до вечера в школе. И я в буквальном смысле слова ползала: подползу к плите, ставлю кастрюлю с водой, готовлю рассол… Батюшка приехал - у меня все банки заполнены, закатаны, все готово. А чем бы мне семью кормить?
Отец Александр припомнил, как в Пюхтицком монастыре они c маленьким Сережей на руках подошли к игуменье Филарете:
- Матушка игуменья благословляет Сереженьку, берет его за ручку: «Преподобным будешь!» А он таким маленьким умер… Ну, видно, если вырос бы, греха набрался, какое уж тут преподобие… Слава Богу, что так произошло. Смотришь на детишек, как греховность мира их гнетет. Они сами даже не понимают иной раз, зачем так делают. А устоять не могут. Вот и ему пришлось бы с мирскими страстями бороться, и как знать, смог бы выстоять… Страдал бы, мучился. А сейчас, милостию Божией, уже с Богом, в Раю. Наш молитвенник на Небе…
Матушка Фотиния:
- Он у нас после полуночи совсем не спал. Под утро только и смыкал глазки. Одну ночь с ним батюшка ходил, другую я… Невозможно же, чтобы один человек целыми ночами не спал. Батюшке тогда и в Спасском, и в Саракташе служил.
Сереженька легкий был! На вид не сказать что худенький, щечки пухленькие, весь какой-то сбитенький был. Это уже перед смертью он так исхудал, что весил шесть килограммов! Годовалый ребенок… В последнее время ничего не ел.
У него и до болезни уже начались причуды. Вдруг в какие-то дни не стал кушать. Он только молочком моим питался, а в среду и пятницу: «тьфу!» - и не берет грудь. Я страдала, плакала, что это с ним, не ест ребенок! И лишь потом заметила, что это только в постные дни… Очень переживала я, что он после полуночи не спит. Хотела идти с ним к невропатологу. И тут слышим на диске о блаженной Марии Ивановне ее слова о том, что как раз в 12 часов ночи небеса открываются, и служба идет, - вот он, невинный младенец, и радовался этому невидимому для нас Богослужению. Как начнет играть и ручками, и ножками, и что-то ловит, смеется - аж закатывается. Мы уж переживаем: может, это от нечистой силы? Начнем его крестить и кропить святой водой, а он только радуется.
- С ним Ангелы играли!
- Играли Ангелы… А как он любил службы в храме! Мог начало Литургии на руках продремать, но «Верую», «Отче наш», Евхаристийный канон - он как штык! Уже не спит.
Такой мальчишечка был… Любил, когда ему читали Евангелие или Псалтирь. А перестаешь молиться, сразу забезпокоится. Все: ходи с ним на руках, разговаривай, молитвы ему пой или песенки. Только стоит глаза закрыть, начинает плакать.
А в год и месяц он заболел - и врачи не могли определить, что с ним такое. Сереженьку лечили от дисбактериоза. Я говорила им: у него хрипы, слышите!
- Ничего страшного, это просто мокрота…
И ведь такие хорошие, знающие, верующие врачи. Воля Божия была нашему Сереже младенцем уйти… Когда он умер, как переживала врач - до слез… Уже после смерти установили диагноз: двусторонняя бронхиальная пневмония. Но я же сразу говорила, что у него бронхи и легкие воспалены! Только мы не стали ничего доказывать. Это же воля Божия. Господь дал нам такую чистую душу, а мы станем судиться?..
У нас Наталия, вторая дочь, как его любила! Она ему пикнуть не давала. Из рук вырывала, ревновала. А когда мы его гробик заносили в дом, она закричала и побежала из дома. Так заболела, сама чуть не умерла. Только милостью Божией выжила…
И через две недели после смерти братика написала стихотворение:

Тучки по небу плывут, в небе солнце светит.
У меня братишка был - лучше всех на свете!
Не могу я передать, как любила сильно.
Мне казалось, что я мать, мать моего сына.
Но всего лишь я сестра миленького крошки,
Самого любимого на земле Сережки.
А теперь Сережки нет, нет малышки с нами.
Я скучаю и грущу… Как же терпит мама!
Всем, конечно, тяжело. А папе разве легче?
Теперь дома не тепло даже возле печки.
Ему теперь-то хорошо, - знаю, поняла я:
Он у Боженьки сейчас, - но все равно скучаю.
До сих пор не верю я, что умер мой цыпленок.
Все кажется, что спишь ты, но нет тебя, ребенок!
Ты в гробике лежишь - кажется, что дышишь.
С тобой, мой милый, говорю - ты меня не слышишь.
Год, который ты прожил, для меня был лучшим.
А когда завял цветок, стало горше, скучно.
Лежишь теперь в земле сырой, в небе - Ангелочек,
Закончу стих такой строкой:
Увял ты, мой цветочек!

Надо было ему пострадать за весь наш род неверующий, тяжелый. Так жалко моего отца: перед смертью батюшка пришел к нему со Святыми Дарами, а он отказался от Причастия. Другой больной в его палате с радостью причастился…
То, что я стала верующей, не моя заслуга, меня Господь с детства к Себе ведет. Мама сначала смеялась, потом начала сердиться: «Домолишься, с ума сойдешь!» Еще во чреве мамином Господь сохранил меня… Сколько всего в детстве пришлось перенести - я только благодарю Господа. Много было страданий, зато и сколько милости! Вот в Иерусалим чтобы попасть, это же сколько денег надо, где бы мне их взять? Я и не мечтала о такой милости! А Господь управил, побывала на Святой Земле!..

Лукавая летопись

Спрашиваю отца Александра, известно ли что-то о тех, кто двести лет назад построил храм в Спасском. Батюшка ответил:
- Храм построил Александр Павлович Мансуров, то ли генерал-майор, то ли генерал-лейтенант. За участие в подавлении восстания Пугачева ему Царица Екатерина пожертвовала эти земли. И он решил в благодарность Богу построить храм во имя Христа Спасителя. Храм строился долго и был построен после наполеоновской войны, в 1814 году. Сохранилась фотография 1933 года, еще до взрыва колокольни - храм этот старинный был очень красивый. И село было хорошее.
Недавно праздновали 200-летие Спасского, и нас пригласили на праздник. Ведущая говорит:
- Раньше здесь жили люди очень бедные, один только помещик жирел на крестьянских слезах и трудах, всех мучил. А сейчас мы живем в богатом селе, все счастливы… Почему село называется Спасским, теперь неизвестно.
Слушал я, слушал… Потом мне слово дали, я вышел и говорю:
- Дорогие мои, давайте логически рассудим. Барин здесь был «жадный», «нищие» крестьяне, - и один от своей жадности, а другие от своей нищеты построили великолепнейший храм. А мы сейчас живем в таком богатом селе, такие все счастливые и радостные, и не то что построить - даже отремонтировать храм не можем. Не смешно ли и не глупо ли такую летопись составлять о нашем селе. А почему село так называется, это только вы не знаете. Да на Руси всегда село называли по храму. Почему Михайловка - потому что храм в честь Архистратига Божия Михаила, Никольское - значит, церковь стояла во имя Николая Чудотворца… А это храм Христа Спасителя, и естественно, село вокруг него образовалось Спасское.
Представьте, сельчане празднуют престол на Димитрия Солунского!
- Что - придел освящен в его честь?
- В том-то и дело, что нет. Не было приделов в храме, весь он был посвящен Христу Спасителю. Дело в другом: осенью урожай соберут, вот и устраивают стол, празднуют. У них ведь как: престол - значит, надо собирать застолье… «А сейчас, - говорят, - батюшка приехал - все праздники нам перепутал! Неграмотный какой-то: престол 29 августа устраивает. Что творит!..» И не хотят даже слышать, что именно 29 августа празднуется Нерукотворенный Образ Спасителя…

Спас Нерукотворный

У нас вообще многое связано со Спасом Нерукотворным. Меня рукоположили на этот праздник, 29 августа (на следующей день после хиротонии в диакона), и отправили служить в Спасское. Первая икона, которую нам пожертвовали на храм, была именно эта: Спас Нерукотворный.
А как необычно пришла к нам икона. Мы приехали в Саракташ по делам. Мороз был сильный, и надо же - у матушки на сапоге лопнул замок. Пришли в обувную мастерскую, и там среди башмаков… икона стоит. Чудесная, большая храмовая икона. Ангел держит в руках убрус с Ликом Спасителя. Мы удивились: «Что же это такая святыня у вас среди обуви стоит! Не дело!..».
Приходим к мастеру после обеда, и как раз перед нами приехал хозяин иконы. Он бывший атаман и купил эту икону в каком-то селе, чтобы на казачий круг привозить. Рассказали ему, что батюшка был, так-то вот говорил об иконе… Мы только вошли, и он уже сам спешит к нам навстречу с такой радостью:
- Я два года жил в Спасском и буду только рад пожертвовать икону вашему храму!
От души пожертвовал…
Икона какое-то время у нас дома стояла. У мамы моей очень сильно разболелись суставы. Один раз она утром просто не смогла встать с кровати. Подползла к иконе и взмолилась: «Господи, помоги!» - хоть о каком-нибудь облегчении просила. И встала, начала что-то делать, даже и не заметила, как у нее все прошло. С тех пор милостию Божией у нее вообще даже не возобновляется эта болезнь.
В Москве после того, как матушка в прямом эфире на «Радонеже» прочитала свое стихотворение о нашем храме, пришел к нам один человек, принес икону. Разворачиваем - Нерукотворный Спас! А он и не знал, что у нас храм во имя Христа Спасителя! Евангелие напрестольное долго не могли подыскать - такое, как мне хотелось, в чеканке, потому что так оно дольше будет хранить благообразный вид. И вот в Даниловском монастыре в книжной лавке храма Преподобного Серафима Саровского выбрали Евангелие. Открываем упаковку - а на Евангелии Нерукотворный Образ!
Когда совсем уж становится невмоготу, мы с матушкой сядем, начинаем по полочкам раскладывать. «Матушка, видишь - все Господь управляет, во всем Промысл Божий. Господь Сам нас ведет, значит, и все хорошо у нас будет».
Население здесь ссыльное-пересыльное, много всякого народа. Во время революции здесь был районный штаб по борьбе с религией. И до сих пор эти люди и их потомки живут и не воспринимают слово Божие. Так тяжело видеть, когда люди доходят до отчаяния и не хотят верить в Бога живого.
У нас надежда на то, что - сейчас вот в храм приходит столько детей! - что они будут расти, жениться, замуж выходить и детей своих сюда приводить. Вот на это поколение, которое поднимется лет через 10-15, и надеемся. А старики… - каждый месяц кого-нибудь отпеваю. Говорю им, пока живы: «Вы бы хоть перед смертью примирились с Богом, попросили прощения за все свои грехи». Но сами не идут и меня не просят прийти, чтобы исповедал и причастил. Смотрят и не видят, не слышат, что говорю. Но отпевать - строго приглашают. Это уж у них обряд…
Сейчас вот, слава Богу, хоть до некоторых дошло - на поминки перестали ставить водку. Уже и это радует.
- И народ уже по-другому стал относиться, - добавляет матушка. - Когда только приехали, нас в штыки встретили. Молодежь ехидничала, старики плевались. Сейчас милостью Божией дети любят церковь, в школе с радостью, с любовью нас встречают. И взрослые многие к нам переменились. Много хорошего все-таки…

Детские голоса…

Утром дети не шумели, старались не разбудить гостью. Но из кухни долетело слаженное пение молитв, и я поднимаюсь: стыдно лежать, когда малыши уже на ногах. После завтрака обошли с ними все комнаты. Сашенька похвасталась красивым платьицем, мальчишки вскарабкались на спортивный тренажер…
На диктофоне остались радостные детские голоса.
Сашенька:
- Я люблю маму, и я ее хотела угосять!
- А чем ты ее хотела угощать?
- Угосением! И я ее угостия…
- А Дашенька что скажет?
- Что я люблю маму. И папу тоже. Я всех люблю. Я только тех не люблю, которые не слушаются взрослых!
Дениска:
- А мне ско’о будет восемь лет уже! И мне будет пода’ок - к’асивый камаз, новый!

Молитвенный дом

После обеда батюшка завел машину и отвез нас с матушкой в центр села, где высится старинный храм, а через дорогу от него - молитвенный дом, где пока идет служба.
- Дом этот тридцать лет простоял в зарослях бурьяна и кустарников, уже и не думали, что там сохранилось хоть что-нибудь. Хозяйка старушка говорила: пока жива, не продам никому. Умру, тогда делайте что хотите. После ее смерти мы и купили невесть что в непролазных зарослях… А когда выкорчевали, обнаружили дом из крепких, хороших бревен. Построили из них молебный дом, установили куполочек с крестом, сделали иконостас и все, что должно быть в молебном доме. Даже звонница у нас есть, неплохая. Три иконы греческого письма: Господь, Матерь Божия и Святитель Николай - подарила одна раба Божия. Киоты уже здесь ребята сделали.
Красивые вышитые иконы на левой стене.
- А, это вышила Людмила, она раньше жила в Спасском, а сейчас в Орске. Как-то ей приснился Святитель Николай и сказал, что она должна вышивать иконы. Она удивилась, потому что никогда не занималась таким тонким рукоделием, а ведь иконы вышивать и вовсе непросто. Но с Божией помощью все у нее получилось. Вот и икону мученика Трифона вышила по нашей просьбе.
Во многом помогла раба Божия Валентина: она продала в Москве большую квартиру, а купила маленькую. И все деньги пожертвовала на монастыри, на храмы; как раз услышала матушкино выступление на «Радонеже» с просьбой о помощи и откликнулась, хорошую сумму пожертвовала на строительство молебного дома и на иконостас, и дарохранительницу купила на престол, иконы.
…Прикладываемся к той самой иконе Нерукотворного Спаса, пожертвованной казачьим атаманом, и матушка говорит:
- Было здесь такое чудо… Во время одной из самых первых служб в молебном доме наши прихожане, дети, услышали: вместе со мной кто-то еще поет. Нежно, так красиво… - неземное пение! Заглядывают на клирос, а я там одна стою. Думаю: чего это они заглядывают? Потом и взрослые стали смотреть, не понимают, как это: матушка одна поет, а слышно два голоса. Все, кто был на службе, слышали. Ангел тут пел… Такое утешение…
Пока еще светло, идем к храму. Отец Александр рассказывает:
- Наш храм как памятник культуры федерального значения вписан в целевую программу восстановления памятников архитектуры. Это и хорошо, и в то же время - надо ведь восстанавливать все точно так, как было до разрушения, без малейших отступлений. Мы было сразу-то начали делать крышу, чтобы храм уберечь от разрушения, делали на совесть, но батюшка Григорий тогда уже говорил: «Это временно, временно!» И теперь это железо придется снять, потому что крышу будут делать заново, по прежнему образцу. Не пропадет: используем железо для ремонта крыши молебного дома.
А когда тут строители стали ездить на технике, что-то подвозить, землю курочить, старики подошли и говорят: «Здесь, у храма, были могилы». На душе стало неспокойно, и мы решили посмотреть, что там. Стали копать - и нашли три могилочки рядом, а четвертая, видите, отдельно. Они внутри отделаны кирпичом, склепы выложены. Мы гробики сделали, сложили туда найденные останки. Панихиду послужили, окропили святой водичкой. Сделали холмики, поставили кресты. Хотели обнести их оградой, но она будет мешать подвозить стройматериалы. Поэтому сейчас пока стоят просто могилки с крестами. Где-то еще у церкви вроде бы есть захоронения, но никто уже не помнит, где именно. Бог даст, еще возле алтарной части попробуем покопать, может быть, и обретем могилы.
Те могилки, которые уже обретены, видно, что были осквернены. Люди говорили, одна из этих могил была батюшкина. Безбожники разрыли ее, подняли гроб, вынули Евангелие, крест сняли - все забрали. Все могилки изуродовали, мусор туда покидали.
В одной из этих могил младенчик похоронен. Может быть, годик с чем-то. Лежит, похоже, рядом с мамой и папой.
- Размер гробика, как у нашего Сереженьки… Тоже маленький ребеночек лежит…
- Имени похороненного здесь батюшки не запомнил никто?
- Нет, он же умер задолго до революции…
- А что после закрытия было в храме?
- Склад был, зерно в нем хранили, и просто растаскивали все, что могли. Колокольню взорвали, а обломками кирпичей дорогу мостили. Так что мы теперь топчем святые камни, из которых были сложены стены храма, ездим по ним…
Вместе с нами в храм входят помощники отца Александра, местные жители - братья Владимир и Сергей. Их руками много сделано в молебном доме. Многое еще предстоит сделать и на восстановлении храма.
- Эту всю кладку, которая уже сделана, надо разбирать, - с горечью говорит отец Александр. - Работы выполнено на три с половиной миллиона. А ее видно, эту работу? Только эти колонны и мраморные плиты внизу и видны. И с той стороны то же самое. Фундамент подправлен, купол центральный мы весь перебрали и новым железом покрыли. Парапеты мраморные сделали. Это все теперь ломать придется, потому что сделано не совсем так, как было раньше.
И все же хорошо, что вовремя пусть временную, но кровлю сделали. Когда кровли нет, дождевая (и натаявшая от снега) вода под фундамент просачивается, и здание начинает проседать, по стенам идут трещины... Рядом протекает Малый Ик, и когда речку перестали чистить, паводки стали затапливать храм, подмывали стены. Внутри стояла вода - это видно по отметинам на стенах, оставшихся после наводнения. А штукатурка осталась, выдержала. И краска такая прочная… Фрески, хотя бы фрагментами, сохранились внутри. А ведь была такая роспись!.. В арке был изображен и Нерукотворный Образ…
Все равно верю, что поможет Господь восстановить. Если Господь увидит, что этот храм нужен всем в Спасском, - найдутся и средства, и силы. Восстановим храм.
Кто-то из братьев - то ли Сергей, то ли Володя - поднимается на звонницу молитвенного дома, ударяет в колокола… И над селом плывут радостные перезвоны. Недолго звонили спасские колокола, но в душе осталось непередаваемо светлое чувство.
Спаси ны, Сыне Божий!..

На снимках: священник Александр и матушка Фотиния Мельниковы в молитвенном доме; Нерукотворный Образ Господа нашего Иисуса Христа - та самая, подаренная казачьим атаманом икона; храм в селе Спасское восстанавливается; могилки, обретенные у храма.

Ольга Ларькина,

_________________
Чувствую настоятельную потребность вступить в Добровольный оркестр хемулей...