Православный форум Доброе слово

Все люди всегда что-то делают. Даже, когда идут тихо себе осенью по ночной дорожке с хрустящими листочками под ногами, и о чём-то думают. Бывает темно, тихо и без прохожих. Бывает хорошо, но предусмотрительно временно… И кроме того, что люди просто так гуляют без цели, они что-то делают. Смотрят куда-то, слушают что-то - всё вокруг себя, всё в себя… Всерьёз или нет, но что-то всегда происходит…
Утром просыпаются несвежими и уходят. Даже освежившись, уходят несвежими… Уходят всегда в ту сторону, куда очень надо, но обычно не хочется. И начинают мучиться… Зачем? «Надо». Это слово падает в голову страшной мыслью, и приходится понимать, что вся жизнь - вечное студенчество. И тут грядут воспоминания о чём-то прочитанном из старой книжки. Люди силятся упавшую мысль вытеснить чужой мудростью, но всё как-то тщетно и не от души получается, потому что если даже хорошо, то всё это предусмотрительно временно.
И надо мучиться. Даже если кажется, что не надо, то всё равно приходится.
И спасибо за то, что нельзя быть ленивыми.

Очень интересно.

_________________
За каждое слово дашь ответ на Суде.
От слов своих осудишься и от слов своих оправдаешься.

Идёт человек ночью по дороге. Одинокий, но очень богатый деньгами. Думает о городе Гаване, Кубе и пляже Варадеро и напевает себе весёлую песенку. Представляет, как Фидель его сигарами толстыми угощает. Идёт себе ночью глубокой в средне-московской полосе, а вокруг тихие деревца да кустарники, а в кармане греется кусочек пластика заветный с циферкой да с нулями… И думы южные мозг и душу ласкают… И всё как-то обычно. Шуршит вокруг листва теплом летним, ноги в начищенных ботинках топают размеренно, прохожие одинокие хмурятся – всё хорошо - вот только не смеётся человек этот и не плачет… Лишь мысли просачиваются сквозь Фиделя с сигарами, что он сам на этой дороге ночной не тот, кто на самом деле. И не страшно ему от этого. И даже не смешно. Но слёзка скупая всё ж падёт на ботинок… Знает человек этот одно - когда нечего делать, превращается он в того, кого себе представляет (!). А когда чем-то занят, то хочется рыдать и плакать ему, что всё самое трудно-душевное как-то часто не получается. Потому что идёт он ночью средь листвы теплом шуршащей и средь прохожих хмурых и понимает страшную разницу между тем, как он себя себе представляет, и чем является на самом деле… И уже смеётся иногда, но сквозь зубы отбеленные, и порой плачет, только через линзы контактные. Но никуда не деться от этого, потому что хороший он, но главное – не курить сигары с Фиделем, и никогда не сутулиться…

В Оптиной пустыни один монах мне открыл 11-ю заповедь - оптинскую. Она гласит: "Смири ближнего своего".

С разрешения автора снова помещаю рассказы форумчанина Ветра, которые были размещены в теме «Иногда…» (тема была утеряна в результате сбоя на форуме).
Надеюсь, вновь прибывшим посетителям они понравятся так же, как когда-то понравились мне.

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

В московском ЖЭКе работал сантехник. Он всегда пил водку и состоял на учёте в психушке. У одной иномарки во дворе все ночи напролёт не смолкала сигнализация. Однажды водопроводчик покрасил её краской из баллончика – всю, вместе со стёклами. Хозяева его избили и заставили делать евроремонт в квартире бесплатно. А он и так никогда ни с кого денег не брал. И старушек в ларёк на руках носил. Иномарку продали...
В одном монастыре есть архидиакон. Говорят, он никогда не моется, только окунается в Святой источник, каждый день - зимой, весной, осенью, летом. Но от него всегда пахнет ладаном, потому что под мантией он всегда и везде носит с собой кадило. Всегда. Однажды он пассажиром ехал в машине по МКАДу. Высунулся в окно и кадил с громкой молитвой…
Ехал я как-то на машине и вдруг подрезали меня, как в Голливуде. Визг тормозов – мою машину разворачивает посреди дороги. Обошлось, но - шок. Снаружи - холодный пот, внутри, простите, горячий мат. На ближайшем светофоре остановились. Я сгоряча хотел выйти и проучить, но тут слышу через открытое окно: «Извини, ради Бога. Не прав, брат». Глаза в глаза…
Один мой неверующий друг сказал другому, верующему, «прости». Это было такое выстраданное «прости», что я подумал, что многие люди, сами того не замечая, через подобное «прости» делаются живыми христианами. Кто-то читает книги и слушает в Храмах проповедь, а кто-то ничего не знает и умеет дружить и любить.
Мой друг как-то осенью видел собачку. Она лежала, положив мордочку на асфальт. Невозмутимая бездомная дворняга. Смотрела куда-то вверх и дышала. А вокруг листья пожухлые. С каждым выдохом листья около её носа беспокойно вздрагивали и слегка двигались. Говорит, зрелище было удивительное. Я, например, может быть, и не заметил бы…

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

В известный монастырь на три дня приехали пятеро друзей. Двое в паломничество, трое на экскурсию. Места живописнейшие - решили сделать шашлычок вечерком. Никто против не был – купили рыбы и мяса. Рыбкой угощали знакомых иноков, свининку – соответственно экскурсантам. Рыбка кончилась быстро, а от мяска всё тянулся аппетитный душок. После воодушевлённых разговоров о силе молитвы, один инок не выдержал, подошёл к дымящейся свинине и горячо молвил: «Порося, порося, превратися в карася!» Отче был большой, добрый и с Украины. Когда купались, он снял подрясник и все увидели на нём чёрную футболку с трафаретом трубящего ангела и название монастыря. «Мне бы такую маечку на память», - заметил экскурсант. «Оставайся в монахи и всё будет» - сказал инок, но тот почему-то так и не остался…
Один старый дедушка болел и умирал. Он был химик и очень любил своего внука. В день его десятилетия дедушка сказал мальчику, что и он когда-нибудь умрёт и превратиться в гумус. «Здорово, если через пятьсот лет твой гумус будет питать какую-нибудь берёзовую рощу, или, в крайнем случае, рябинку», - сказал дедушка и вскоре умер. Мальчик посмотрел в словаре, что такое гумус, и потом всю жизнь знал и помнил, что это такое, но химиком не стал и пока ещё не умер. Будучи взрослым, он с искренней благодарностью вспоминал дедулю и его слова. А недавно решил посадить на его могилке рябинку…
К моему другу (тот, что собачку с листьями видел) на юге подошли местные парни и спросили: «Ты чё – панк»? А он ответил: «Нет. Я православный». В этот момент у него были намазаны губы белой как снег мазью. Он страдал герпесом и часто об этом забывал, когда выходил из дома...
Я знаю одного непонятного прихожанина, который очень любит обнимать в Храме бабушек. Как они начнут кого-нибудь одёргивать и ругаться, он незаметно подойдёт мягкой походкой, нежно обнимет со спины и с такой непонятной улыбкой что-то шепнёт на ухо. Выражение лица у бабушки сразу делается таким же непонятным, как и его улыбка, но бабуля при этом крестится, успокаивается и никого вокруг будто и не видит. Кудесник такой, этот дядя. А улыбка у него непонятная, потому что очень добрая. Это мне сами бабули и сказали…

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Одному парню было двадцать лет. В таком возрасте легче любить себя, но однажды ему стало очень трудно… Не потому, что ей было тоже двадцать. А потому что они часто ссорились и ругались. Так часто, что однажды она сказала «всё». В таком возрасте быстрее делаются выводы. Он шёл по улице и ничего вокруг не видел. Кто знает, о чём он думал? (Все?!) О вечном солнечном затмении и о древнегреческом Сизифе. Подняв глаза на прохожих, его взгляд остановился на одном маленьком человечке. Это была девочка лет шести. Она держала за руку маму и тихо пела какую-то песенку. Если выучить наизусть словарь эпитетов, всё равно их бы не хватило на то, чтобы описать ту неземную красоту, которую излучала эта живая свидетельница детства. Весь образ этой малышки своим умилением заставлял поверить в первозданную чистоту и в простосердечную радость того мира, где она шла и пела свою песенку… Через тридцать шесть минут в одной квартире раздался звонок в дверь. Молодая девушка открыла и увидела огромный букет цветов в руках внеземного создания. Голосом весенних птичек, запинаясь так, как запинаются почти все детки, читая стишки в детском саду, малышка произнесла: «Он сказал, что сегодня без двадцати четыре утра он понял, что рождён любить только вас, а тридцать шесть минут назад он понял, что любил лишь себя. Простите его»…
Догадайтесь, что было дальше?

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Один человек жил, почти всё знал, но ленился. И думал всё: «Как бы мне это придти к Богу?» Чего-то кому-то говорил, как-то всё объяснял, где-то кого-то научал, и даже цитировал (!), а сам жил, ленился и смотрел на иконы… И думал: «Как бы мне это самому? В самом-то деле! Вот так взять и придти к Богу?» А?

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Станция «Химки». Из ларька всеми мнимыми басами доносился «Отель Калифорния». Он шёл и увидел безумно красивую девушку. Одурманенный выпившим пивом и метафизикой незнакомки, он подошёл к ней с экспромтом: «Вам нравится эта песня?» «Нет, - сказала она. – Семь нот. Вся музыка так предсказуема». Развернулась и ушла. Он не знал что ответить, лишь громко икнул и с тех пор слушал только Петю Мамонова...

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Жила-была православная семья. Однажды православный муж сделал своей православной жене замечание, а та в ответ: «Не суди, да не судим будешь. Ты же у меня муж православный». На следующий день православная жена сделала своему православному мужу замечание (!). А он ей говорит: «Смиряйся. Ты же у меня жена православная». Так православная семья и жила…
У кого-нибудь есть другие примеры православной семьи?

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Жил-был один трудник в монастыре, и, однажды, благословили его на паломничество… В Иерусалим, на Пасху. А денег не было… Послал ему Господь через старых знакомых временную работу в Москве. Устроили они его в один дорогущий ресторан, на кухню - благо, что поварскому искусству он был когда-то давно обучен. Стал трудится - тихо, с молитовкой. Через недельку время Великого поста пришло. А здесь куда ни глянь – всюду явства да изыски. Тут и котлетки бараньи с луковым соусом, и цыплёнок, тушёный в красном вине, и свининка на вертеле, и жаркое из кролика, и грудинка говяжья, и шарики сырные, и сёмга с лимоном, и осетринка копчёная, тортики-пирожные, пирожки-печенья и, самое главное, ароматы-запахи… Вы понимаете, о чём я? Молитовка-то усиливалась, а чреву – ему всё ни почём. Что мой друг пережил, нетрудно догадаться… И вдруг его осенило…
На второй неделе Великого поста, перед самым рассветом, в парадной одного из ресторанов в центре Москвы появился иеромонах в облачении. В заведении в это время были лишь заспанные охранники, и несколько служащих. Все они, хоть тайным образом и были заранее подкуплены странной, но слёзной просьбой одного ненормального поварёнка, однако когда поп достал кадило и стал всюду ходить и что-то петь, они не знали, плакать им или смеяться. Настолько это выглядело необычно в такое время, в апартаментах элитной ресторации…
На следующий день и всё остальное время мой друг трудился с радостной улыбкой. Как только в недрах ненасытного чрева зачинался бунт, он с молитовкой поглядывал в потаённые уголки кухни, где незримо для остальных светились маленькие «голгофки», а ароматы-запахи чудо-деликатесов с тех пор сменились для него едва уловимым, но отрезвляющим духом родного ладана…
…Он был свидетелем схождения Благодатного огня в Храме Гроба Господня, и в День Христова Воскресенья его благословили на монашество…

P.S. Вообще это очень интересный человек. Я ещё расскажу о нём.

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Жила-была девочка. Ей было тринадцать лет. Она любила смотреть телевизор и слушать музыку Red Hot Chili Peppers и Fat Boys Slym. Я её как-то спросил: «Ты какую книжку последний раз прочитала»? А она ответила: «Зелёненькую». Интересная такая девочка… Однажды, она посмотрела по телевизору реалити-шоу «Дом-2» и поехала на мотороллере кататься, а вместо шлема одела наушники. Ехала и слушала Red Hot Chili Peppers или Fat Boys Slym. Заслушалась так, что упала на скорости, расшиблась вместе со своим мотороллером и попала в больничку. А в больничке - ни телевизора, ни Red Hot Chili Peppers, ни Fat Boys Slym. Зато я ей принёс лимонов и одну книжку – чёрненькую. Может поймёт чего к чему… Хоть она и тинейджер бестолковый, а девчушка добрая и хорошая… Словом, берегите деток…

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Однажды один человек, который всё время чего-то кому-то говорил, как-то всё объяснял, где-то кого-то научал, и даже цитировал, а сам жил и ленился, на Престольный праздник неожиданно получил в Церкви благодарственную грамоту за помощь и вклад в строительство Храма. «Что вы, что вы! Я не достоин! Как это так возможно?» - опустив очи долу, говорил он в ответ на поздравления. Весь приход собрался, а он скромный такой стоял, смиренный. Краснел даже… А у самого внутри голосочек, приятно-бархатный, ласково-лелеющий, такой шепчущий, тихо-тихо, незаметно… но так уверенно, утверждающе: «Вот оно как, собственно… Оно, право, всё не просто и не зря так получается… уж и не самый такой… в общем-то… м-да… и все смотрят и будут знать, так сказать… мол, помогал… участвовал… жертвовал… Ведь правда, одним словом… не просто же всё это, не просто… зря же, в самом деле, не будут…что и говорить… » А все вокруг от него слышат: «Зачем? За что? Во Славу Божью! Спаси вас Господи!» И улыбочка такая, как у овечки… Простите, как у овцы.
На трапезе, как водится, выпили красненького… Он сделал вид, что пригубил. Вначале… А потом и коньячку налили… В самом-то деле – Праздник Престольный… Да и грамота вот… вклад, помощь… и всё такое… Ничего, что натощак… Сам настоятель-батюшка закусочку подкладывает… слова ласковые говорит… м-да… А тут тосты воодушевлённые, речи пламенные…
Ехал домой. День ясный, солнышко светит, деревца зелёные, листва в его лучиках поблёскивает, играет… Хорошо как-то стало на душе... Думы пошли всякие… Вот живёт человек, думает по жизни, что всё от него не так, всюду виноват, а если вдруг когда где-то и блеснёт счастье на горизонте краешком малым, то не по себе сразу становится, чего-то не углядел значит, не то это, замечать не надо… А тут… Грамота эта… Поздравления… Батюшка улыбается… Люди вокруг… Слова добрые говорят… Может жизнь-то вся, смысл её сокровенный и обозначился вот этой-то вот грамотой… с вензелями под старину… Не всё ж тебе, понимаешь, куролесить. Пора, так сказать, и честь знать… И вспомнил он, что хотел всегда придти к Богу… Может Господь и утешил?... А может искушение… И голосочек тут же услышал, тот самый: «Ну вот, в общем-то… наконец, ты и…» А сам в голос: «Да нет в самом деле… Нельзя так думать…» А шепоток внутри: «Да уж не скромничай ты зря. Не просто так ведь… Не каждому…» А он всё глушит его вслух: «Святые говорят…» А тот: «А ты и не святой, куда лезешь? Но знай, что всё ж по заслугам. Тебя Бог благословил на грамоту эту…» А он в холодном поту: «Канончик… Покаянный… ко Господу нашему Иисусу Христу…и молебный, к Пресвятой Богородице… и Ангелу-Хранителю… Господи, помилуй! Сейчас приеду - и к образам, в уголочек свой спасительный… Лениться негоже… Именно сейчас! Зачем мне эта грамота? Какой вклад? Какая помощь?» А головка всё шумит коньячком, и голосочек шепчет: «Красавчик… Красавчик…Красавчик…»
Он приехал домой, как обычно посмотрел на иконы, лёг на диван и заснул сладким сном. А голосочек бархатный ещё долго и тихо пел ему колыбельную песенку…

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Жил-был один человек и делал вид, что благочестивый. Ехал он как-то за рулём, на машине и видит на обочине стоит дедушка с тросом в руках у старого сломанного «москвичонка» и голосует. Мол, помогите… Трасса, ветер, дождь, слякоть… Весь мокрый, ёжится от хлёстких потоков грязи из-под колёс проезжающих фур. Человек, который делал вид, что благочестивый, дёрнулся, нажал было на тормоз, но… в обычном смятении - «тороплюсь!» и проехал… Проехал и не успел, куда надо…

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Жил-был трудник в монастыре, жил-жил, а тут раз!.. И стал послушником. Дали ему подрясник, скуфейку и пояс. Облачился он, встал напротив большого окошка и стал разглядывать себя внимательно в отражении. «А ничего себе…» - мелькнуло у него в голове, но тут же вспомнил строгий наказ бати-духовника: «Заносит тебя, сынок! а ты и не заносись…» и при этом пальцем своим указательным по лбу ему постукивал. Послушник всё глядит-разглядывает себя, красивого, а тут всплывает ещё одна мыслишка: «Бородку бы малость подлиньше… да погуще»… «Ох…»
Идёт он на следующий день с Литургии, а тут паломники да экскурсанты, снуют толпами, пестрят да шумят – суббота на дворе. И вспомнил он наказ бати-духовника: «Тянет тебя на шум-гомон да намалёванность ихню-мирскую, как муху, сам знаешь, куды, а ты помни да разумей – у монаха суть только три пути – в Храм, в келью, да в гроб. Посему беги оттудова, покуда не вляпался, как муха, сам знаешь куды!» И пальцем по лбу… Не успел он руку поднять, чтоб лоб почесать, подходят к нему экскурсанты молоденькие, трое, в портках белых и говорят: «Батюшка, не подскажете, где тут у вас источник святой? Искупаться бы». «Ну, положим, не «батюшка»… - только подумал он и тут снова вспомнил батю: «Молчи-помалкивай, очи долу, да ступай своей тропкой, тебе её святые всю вытоптали…» - и по лбу…
Глядит он на их портки белые, как от пижамы ночной, чешет лоб и вдруг подумалось ему: «Как тут не ответить, коли спрашивают, да и сам бы в источник не прочь… Жарковато вообще-то…»
- Братья, - сказал послушник. – «Искупаться» – так употреблять не следует вовсе. Так праздно говорить. Вода там святая, и в ней не купаются. Вы же не на юге, в самом деле! Тут другое слово больше подходит – «окунаться», положим… или… (лоб чешет) …«погружаться» - вот ещё как можно… А «купаться» - так это в пруду, где-нибудь или, там, в море каком… Звучит праздно – «купаться». А у нас в христианстве… вообще, то есть, в христианстве - все слова должны со смыслом гармонировать… Христианство ведь – одна сплошная гармония… Ну пойдёмте, братцы, я вам путь укажу, да сам с вами и окунуся…
Дорогой экскурсанты задавали послушнику всякие вопросы разные, типа «А вы новый год празднуете?» или «А почему вам даже радио нельзя?» Увидев чётки в его руках, спросили: «А это что у вас?» «Щит», - ответил он, но те ничего не поняли и допрашивать не стали. Тогда послушник стал рассказывать сам. Пока они шли до источника, он рассказал им про Четвёртый Халкидонский Вселенский Собор, монастырскую трапезу, египетских анахоретов, скотный двор за нижней вахтой обители, сорок пятого иудейского первосвященника Лизимаха, льва старца Герасима, НЛО и совесть… Он бы ещё чего-нибудь рассказал, но вспомнить ничего как-то больше не смог…
На источнике послушник разделся первым, и тут экскурсанты от изумления едва не свалились в воду, прямо в своих белых портках. А дело в следующем – спина и грудь «батюшки» были сплошь испещрены татуировками - и цветочки с вензелёчками, и узорчики с фигурками, и лев с тигром, и Ленин со Сталиным, и слова – те, что на русском – не совсем хорошо, а по-иностранному – непонятно… Во, монах!
Выйдя из воды, послушник вдруг вспомнил, что больно красивый у него разговор про гармонию получился.
Вытирается полотенцем экскурсантским, и опять давай рассказывать...
И почему-то ни про батю-духовника, ни про его перст тяжёлый - ничего такого страшного уже на ум не приходило…
А экскурсанты молоденькие в белых портках изумлённо смотрели на татуировки «батюшки» и, затаив дыхание, слушали про гармонию в христианстве…
После Всенощной была у послушника горячая исповедь. Такая горячая, что на вечернем правиле, ему было больно креститься – мешала большая шишка на лбу.
«А ведь подумают, что всю ночь поклоны земные бил… Вот оно как…»

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Люди плачут оттого, что ничего не знают. И ссорятся, потому что ничего не знают… И я ничего не знаю. Только скажу: «может быть»…
В одной деревне умирал старик. От старости. Он лежал в постели несколько месяцев, с трудом двигался, уже ничего не слышал, не говорил – только видел. Видел покосившиеся стены старого дома, жёлтый потолок с седой паутиной и свою уставшую старуху. Старик знал, что скоро умрёт, и уставшая старуха это знала… Обычно люди плачут, когда кто-то из близких при смерти. Но он не замечал её слёз. Может быть, и она тихо плакала, но где-нибудь в дальнем углу, не при нём… Может быть, он и не хотел, чтоб она плакала…
Он о чём-то думал… Скорей всего, он о чём-то думал, лёжа в своей постели, глядя на жёлтый потолок с седой паутиной… Может быть, вспоминал… Вспоминал далёкое детство, наивную юность, пылкую молодость… Людей… Войну… Дружбу… Любовь… Может быть, смотрел на свою сухую горбатую бабушку, на её дрожащие корявые руки, на белое дряблое лицо… А когда замечал тусклый взгляд родных глаз, то, уже видел её в другом образе - молодая, здоровая, красивая, а главное - родненькая, чудо такое, ненаглядно-любимое… Может быть, представлял её в лучах солнца с их спящим младенчиком в руках… Взгляд светлей, но глаза-то всё те же… Словом, вспоминал о счастье… Как оно было!.. Будто и не с ним вовсе… А сейчас другие времена… Сейчас – глубокая старость… когда кто-то кормит с ложки мумию и таскает из-под неё утку… Словом, немощь…
А может быть, наоборот… Может, всё только и сейчас … Это, как золотая осень… Сентябрь, как старость… Когда буйство красок, пестрота, наполненность природы, как апофеоз жизни у человека… Ведь оно может быть и так… Когда намокшие потом и кровью крупицы мудрости настолько тяжелы, что бренное тело уж и не в силах вынести последнего предсмертного знания… Когда открывается истомившейся жизнью душе правда Веры… И горит красота духа, как горит осень на отмирающей листве природы, но и она высыхает, и холодный ветер уносит её прочь… Вот он - апофеоз жизни…
А может быть он ничего такого и не испытывал… Потому что не мог… Ни вспоминать, ни думать… Потому что смерть медленно, со страшной адской болью, вырывала душу из его уставшего тела… Может быть он ничего и не чуял, кроме этой нескончаемой мучительной боли… Может, всё его тело скручивала ужасная предсмертная судорога и каждый стук сердца отзывался в нём немыслимым страданием, да так, что он и потерял слух, движение, речь… Не мог даже плакать… Только и ждал последнего вздоха… Может быть…
…Однажды, моему другу позвонила его бабушка и сказала: «Дед совсем при смерти». «Еду».
Может быть, мой друг в это время с кем-то ссорился или ему отчего-то хотелось плакать, всё в жизни бывает… А может, он был счастлив и не думал плакать и ни с кем ссориться… Не знаю…
Но сейчас я вам расскажу, что было точно… Без «может быть»…
Дед всю жизнь прослужил в Советской Армии и с детства не был в Церкви, но внук всё равно привёз священника…
Когда тот читал молитвы, старик лежал с закрытыми глазами и не шевелился. Бабушка боялась, что вот-вот… и осторожно нагибалась к одру… «Дышит, Слава Тебе Господи. Успеть бы. Господи помоги»…
Наконец отец Сергий нагнулся к обездвиженному лицу и таким странным, непонятным, непривычным для нашего уха, шёпотом спросил: «Каешься?» Звук и интонация одного произнесённого слова рассекли воздух на секунду, но вложенным в него смыслом этот миг обратился вечностью.
Старческое лицо затрепетало, морщины зашевелились, веки вздрогнули… Блеснули глаза… Тусклый взгляд встречается с глазами священника… Голова с трудом приподнимается с подушки… Каких неимоверных последних усилий это стоит умирающему телу… Ещё усилие… Губы обозначают безмолвное слово, одновременно старику удаётся едва заметно кивнуть… Ещё раз… И вот к лицу приближается лжица с Дарами… Как птенец, он жадно открывает уста… «Слава в вышних Богу и на земли мир и во человецех благоволение!» - так у Нилуса оптинский монах учит благодарить Бога…
После Причастия старик опустил голову на подушку и закрыл глаза. Это были его последние движения… К утру его сердце остановилось…

И ещё одно «может быть»… Быть может, люди так и будут ссориться и плакать оттого, что чего-то не знают…
Или не знают н и ч е г о…

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

В заморской Австралии живут такие неведомы зверушки - крыланы или, как их ещё называют - летучие лисицы. У них одна странная особенность – чтобы взлететь, им надо упасть, поэтому они всегда обитают на высоких точках – на каких-нибудь скалах или на верхушках деревьев. Камнем ныряя вниз, крыланы в определенный момент «включают» свои широкие крылья и свободно парят над своим диким австралийским миром.
Бывает, эти неведомы зверушки оказываются на земле. Тогда они с тоской смотрят в родную высь и тщетно пытаются оторваться от непривычной горизонтальной поверхности. Но взлететь им уже не суждено никогда. Такая вот анатомия. Обычно их съедают крокодилы. А если нет, то они так и умирают – с надеждой глядя в небо. Вот так…

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Один человек жил среди людей, наблюдал за ними и терпел… Долго терпел, а потом не вытерпел и стал нигилистом… И написал примерно следующее:
«Мы все больно хороши. Ох, уж как хороши! Помоемся, причешемся… и смотрим на себя в зеркало. Хороши-и-и! Краса-а-вцы! Можно, конечно, и покапризничать. Чего уж … Там не то, это не так… Будто, комплексы. Как положено… Но все равно хороши. Не самые лучшие, но почти что… Убедительны сами для себя. Чем больше слушаешь свои мысли, убеждаешься – красавец! Куда там кому-то?! Не так и не то! А вот я-то так-то! И самое преглавное, что не лгу себе! По крайней мере, признаюсь - даже и не думаю себя обманывать... Секундочку… То, что вы подумали – это вам только кажется… А вы не знали?! Ведь, будьте уверены - это оч-чень хорошо! Впрочем, как я сам хорош, так и мысли мои соответственно! Ведь мы - это я. А вы что подумали? Пойду куда-нибудь, не зная зачем, и буду слушать кого-то… Точнее не слушать, а слышать. Знакомо? ( Слушаю-то - одни свои мысли и чую движения внутренностей – своих! ) Ох!... Чего только не услышу. В основном, про погоду и политику… И про личности… Как уж мы любим про личности… Всё одно и то же – от нас не зависит, но нас прямолинейно касается. Никто ничего не знает, всем только чего-то кажется, все что-то предполагают. Почему? Потому что не знают себя и лгут… Я наблюдал… Все… Лгут...Себе же… Не говорю уж про идеалы… Ну, необязательно знать всё… это понятно… но себя-то знать надо. Это опыт… А вы как думали?.. Надо знать, что тебе надо, и знать как это получить… Опять-таки, секундочку!.. Вам это не знакомо?.. Лжёте!.. Знакомо. Это самое преглавное, потому что в таком случае вы никогда не соврёте… Себе!.. Вот уже сейчас буйствуете!.. Чую… Но это правда… Согласитесь? Кристальная… Это уже сугубо из наблюдений… А вы всё что-то предполагаете и во что-то веруете? Ну что вы! Эмоции психики… Но я-то знаю… Мне-то не кажется… потому что верю в себя…. И где тут ложь?.. А я прошепчу, чтоб никто не услышал: "тама ложь, в вас самих и сидит, кто сомнением себя изживает и не находит себе места в своих дурацких верах и предположениях, когда правда одна - она вас червоточит и ждет, когда вы ее покормите"… И смеюсь поэтому… И молчу потом… и мне хорошо… Смеюсь-то над вами. И я красавец… (не надо лжи!) …Опять не знакомо? – Опять врёте… Я все знаю, потому что не лгу себе. Это – искренность, это – честность… Бойтесь и сомневайтесь, и не хихикайте - я один такой. Я это знаю… И где, собственно, катастрофа? Вот так-то, недалекие вы мои!»
Этот человек терпел людей и не вытерпел их по одной из причин – те, кого он в жизни встречал, были к нему равнодушны… Да вы его наверняка знаете… Он плохо кончил… Из-за нас…

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Жил-был один молоденький монашек в далёком монастыре. Любил свою обитель, жил, трудился в святых стенах и житья никакого другого себе не представлял. Забыл уж, как там в миру. И вдруг письмо с Родины – умирает мама. Пригорюнился инок… Благословили его домой – с матушкой попрощаться. Путь лежал через столицу, где бывал в юности один раз, проездом, когда как раз из дома в монастырь и добирался – зима стояла, морозец, канун Крещенья… И вот - это лето, последнее для его мамы… Едет он, средь людей, глаза в пол… так-то молитовка, а тут и думы разные лезут… про матушку родненькую… и мир вот вокруг чужой – общество, словом… А он-то молодой, молодость – любопытна. Глаза как-то сами собой и шнуркают… И тут попал он в московское метро, чтоб с одного вокзала на другой перебраться. Зашёл в раскалённый вагон, словно в душегубку, глядит, а вокруг (простите, модераторы, нынче все тому свидетели, скрывать нечего, да и по-другому не скажешь), словом, вокруг – сплошь пупки оголённые девичьи. Инок покраснел и голову опустил. Вспомнилось из детства кино «Белое солнце пустыни»… Стоял монашек в этом вагоне, как Абдулла в гареме… Неловко стало… Краснел всё и дивился… Что это с тётками происходит? Спустя время слышал слово малопонятное: «Мода». Какая такая мода?!.. А тут совсем ему плохо стало в этом метро… Приуныл даже… Молитовка Преподобной Марии Египетской так и угасла… Вздохнул… Вспомнил свою обитель далёкую в глухой глубинке русской… Жизнь свою затворную… Старчика своего милого… Полунощницу раннюю… Алтарь… Келейку с аналоем в углу… Образа родненькие… Перенёсся памятью в уголочек свой… печаль нашла слёзная… И за матушку, конечно, что при смерти… но она-то всю жизнь с Богом в сердце жила и его в христианстве растила… Молился он с верой, что Господь её не оставит… А тут всё как-то больше за мир ему плакать хотелось… Слыхал, что за стенами монастырскими апостасья сплошная, но не ожидал мир таким вот увидеть… Да и готов не был…
Далёк он был от той мысли, что, оказывается, многие девчушки настолько хотят быть красивыми, что для этого раздеваются и загорают… Мамы им говорят: «Вредно!» А они всё равно загорают… И загар свой не скрывают… Потому что им нравится, когда на улице на них обращают внимание мальчики… а среди них, хоть изредка, но глядишь и мелькнёт, какой-нибудь заезжий молодой монашек...

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

- Здорово, брат!
- Здорово!
- Как дела? – дежурная встречная фраза…
- Ничего…
Это мой брат. Старший…Мы часто видимся. У него семья, двое детей… Мы часто видим родителей. В выходные встречаемся на даче. Большой стол, шашлыки, усталость от рабочей недели, запах дачного вечера, обыденные разговоры, соседи поют… Всё привычно и всё, наверное, как надо… И чувств особенных вроде нет… или их не замечаешь…
А бывает так, что вдруг где-то глубоко внутри пронизывает ужасная нестерпимая боль. Боль слабости, отчаянья и уныния… Страшно – ведь всё это пройдёт. Всё… Что так обыденно, чего не замечаешь, что так дорого… Не будет родителей, не будет брата, не будет меня и этих вечеров за большим столом с шашлыками, усталостью, чудным запахом, обыденными разговорами и песнями соседей… Что-то будет, но уже другое… когда вырастут дети… пускай с малюсенькой частичкой того самого, твоего дорогого, чего обычно не замечаешь, но о чём будет здесь плакать твоя душа…
Наверное, это и есть Родина. То, что непередаваемо, незаметно в рутине, но так дорого… и о чём поют: «Вечная память»…
Надо рожать детей.

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Жил-был Я. Так и жил - здесь Я, тут Я, а там и вовсе - Йа... Словом, всюду Я... Прошло время и вдруг понял: я – не Я, не Йа и даже не Иа, а просто ма-а-аленькое «я» в кавычках…

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Мой брат с любовью прижимался носом к щеке своей полугодовалой дочери, вдыхал и изумлённо говорил: «Представляешь, она больше никогда не будет так пахнуть!» А потом он пел ей колыбельную песенку…
Наверное, в детстве нам всем пели колыбельные песенки. Мы конечно засыпали и видели сны… Такие, которые уже не смогли бы присниться потом…
В то время мы могли сперва что-то сказать, а потом подумать, а иногда наоборот - подумать, а потом что-то сказать… Взрослые за это нас либо строго ругали, либо с умилением смеялись… Это было детство. И знаете, что самое главное? Если мы в то время кого-то любили, то мы любили так искренне, как уже не смогли бы полюбить потом…
Кто-то говорит: «Детство выше обыденно-логичной реальности, детство – всегда интимные образы»…
А кто-то говорит о человеке, как о биохимии… И про инстинкты…
И ещё о Вселенной… Простите, конечно, но учёные говорят, что она расширяется… До сих пор… После «Большого взрыва»… того, что грянул пятнадцать миллиардов лет назад… И ещё они говорят, что раньше всё вещество во Вселенной было сосредоточено в одном месте… ну, ещё до взрыва…
А мне кажется, что всё вещество Вселенной сосредотачивается у человека в самые главные секунды его жизни… Вы сами знаете в какие…

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Люди умирают... Страшно... Когда всё это рядом...

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Приходит мысль: надо срочно всех прощать и ждать смерти... Для этого вся жизнь и дана. Труднее первое, потому что - сам... второе - Бог... Страшно... Нет веры в то, что нет смерти... А наши умирают... Или мы их теряем... Плачем... Жутко... Опыт мира сего...

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Жил один хороший человек и ему было плохо. Потому что он всё время ссорился с другим – плохим человеком. Однажды, тот плохой человек умер. И хорошему вдруг стало жить ещё хуже. Не потому что он не мог вспомнить ничего плохого о том умершем, а потому что из-за этого сам почувствовал себя плохим человеком. Сидел, думал про всё это и вдруг вспомнил про парниковый эффект в природе. Вспомнил про парниковый эффект в природе и стал верить в Бога. А когда стал верить в Бога, часто размышлял об Образе Божьем в человеке и о любви. А вспомнил он, что тепло поступает на Землю от Солнца и большая часть этого самого тепла отражается обратно, куда-то в пространство. Но что-то (в земной атмосфере это могут быть какие-нибудь газы) тепло поглощает, и оно здесь задерживается… Представляете, это называется парниковым эффектом… И тот человек многое из этого понял и вывел…

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Жил-был один романтический человек и раз в неделю пил со своими друзьями пиво. Так и жил. Жил и пил. Пил и дружил раз в неделю. И ещё читал книжки разные. Однажды он прочитал рассказ Андрея Платонова «Одухотворённые люди», про войну, боевую дружбу и героическую смерть и пришёл к друзьям на посиделки. Пришёл, выпил две кружки и приуныл… поскольку был он не только человек романтический, но и весьма впечатлительный. Отозвался рассказец тот в его сердце мнительном глубокой грустью и разочарованием . «Вот дружба военная – боевая, порохом опалённая, настоящая! – думал он, с досадой глядя на своих корешей брюхатых, на их глаза мутные и носы красные. – А я вот дружу с этими вот… пью пиво раз в неделю, базар-вокзал пустой, и никакой, понимаешь, экстремальной ситуации, никакой ясности в самопожертвовании друг другу, никакого тебе героизма ради ближнего. Эх, спасти бы кого-нибудь! Или, на худой конец, тебя б кто-нибудь спас, из огня, там, вытащил, или из глубины водной. Для ясности, что, мол, вот он - настоящий друг!..» Думал-думал, горевал, и после шестой кружки стал вдруг ругать своих корешей неистово – кричал, что они ему не кореша вовсе, а индюки плюшевые, фармазонщики и нигилисты, что в них нет ничего святого, и они помрут страшной смертью от булимии и ожирения. Те сперва смеялись, а потом им стало как-то обидно за смерть свою ужасную. В конце концов им надоело и они, мягко говоря, прогнали своего друга романтического … Тот ушёл от них покачиваясь и, выйдя на улицу, решил немедленно кого-нибудь спасти. Шёл по тротуару, среди толпы прохожих, озирался, но никакой экстремальной ситуации вокруг не было. В глубоком отчаянии, переходящем в ненависть, он подошёл к «гаишнику» и сказал, что тот жулик, потому что наверняка взятки брал… «Гаишник» его тоже прогнал, и стало вдруг этому романтическому и впечатлительному человеку так тоскливо, грустно и одиноко, что он чуть не умер прямо посреди улицы… Он слушал стук своего сердца и ждал, что вот-вот оно остановится… Остановится от переполненности его знаний и чувств, которые так интимно и торжественно рождались в нём, когда он читал свои героические книги. И почему-то мир не хотел верить в то, что он - личность… А ведь личность способна на великие вещи…
С тех пор он ни с кем не дружил, читал беллетристику, пил пиво в одиночестве и стал в конце концов алкоголиком… Умным, романтическим и впечатлительным...

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Это было в конце ХIХ веке. Кончились пасхальные каникулы, и одна деревенская девочка возвращалась из дома в городскую школу. При ней было немного денег, корзиночка с домашними пирогами и несколько крашеных яичек. Когда она шла по пустынной дороге, на неё напал разбойник. Он её ограбил и убил…
Убийца тут же был пойман, денег у него не нашли, пироги были съедены, но яйца остались. На случайный вопрос следователя, почему он не съел и яйца, убийца ответил: «Как же я мог? Ведь день был постный»…

_________________
Зорко одно лишь сердце... Слава Богу за все!

Приехал один столичный благочестивый человек в Оптину к старому другу-монаху. Встретились, идут вечором тёплым в скит по тропке сквозь липы вековые в тишине духовной, и вдруг москвичёнок в сердцах говорит, так задумчиво и отрешённо: «Ты знаешь, брат, а я батю и приход свой поменял недавно! Потому что стыдно уж так стало, что мочи нет», и, устремив взор свой ввысь, романтически-сокрушённо выдохнул табачный дым из своего московского рта в оптинское небо…. А друг-монах был прямолинейным, здоровым и бородатым хохлом из-под Полтавы. Так он взял и с силой ударил кулаком в поддых под рёбрышки романтически-сокрушённого благочестивого столичного паломника. Дыханье перехватило, боль невыносимая. У того рука в ответ дрогнула, но во время остановилась. Хоть, в общем-то, и москвичёнок, но тоже горячий и вострый, как перчик.... «Дурак что ли?» - спрашивает паломник отчаянно-удивлённо, но уже без романтики, кашляя и задыхаясь. «Та сам ты дурак!» - пробасил в сердцах хохол, опустил голову и повторил: «Как есть дурак! Тварь гордая и нарочитая».
Так и поговорили мужички, друзья закадычные под небом оптинским в тишине духовной средь липок вековых, и друг на друга обиделись.... По немощи сугубо гордо-мужицкой…
Спустя время пришёл москвичёнок с ушами красными и лицом тревожным к бате старому в приход родной, и встал пред Крестом и Евангелием на аналое… Рёбрышки зашевелились, дыханье спёрло, сосуды чуть не полопались и одно понятие – уж лучше в поддых получить под оптинским небом от хохла закадычного, чем тут пред иконами тужиться… И пошло поехало…Банька духовная… Вот и затылок родненький епитрахиль почуял… Молитовка тёплая… Разрешилось…

Слышит однажды хохол оптинский в телефонную трубку: «Молитвами святых отец, Господи Иисусе Христе, сыне Божий помилуй мя грешнаго!», и отвечает: «Аминь». «Здорово, хохол!» «Здорово, москаль!» «Хреново мне тута!» «Приезжай, братка – вылечим!»

Страшно бывает… Душный летний вечер. 18.30. Центр Москвы. Глухой трафик. Ты сидишь в машине, а в твоей башке ничего нет. Потому что впереди срочное мероприятие, а ты не успеваешь. Как обычно всё впереди очень важно, а ты по-московски застрял. Нервы уже давно надорвались, ты тупо стоишь под Большим каменным, впереди - седой дым и железные крыши чужих машин - в башке уже просто НИЧЕГО не осталось. Ни утешения, ни заботы о ком-то. Ничего… И всё, на что тебя хватает - сделать похолодней кондиционер… Тихий ужас. Когда в тебе ничего нет, и нервы атрофировались… И вдруг кто-то стучит в окно и просит денег… И тут спасает Петя Мамонов, который сказал, что лучше ошибиться в эту сторону… В башке что-то проявляется и пробка сразу рассасывается… Правда…