|
Архимандрит Назарий (Лавриненко)
Наместник Свято-Троицкой
Александро-Невской Лавры
(Санкт-Петербург, Россия)
"ГОРОДСКОЕ МОНАШЕСТВО. СОВРЕМЕННОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО"
ДОКЛАД
НА КОНФЕРЕНЦИИ В БОЗЕ (ИТАЛИЯ)
Мой доклад посвящен одной из самых важных и одновременно самых актуальных на сегодняшний день проблем: взаимоотношениям современного монастыря и цивилизации. В нашу эпоху, эпоху повсеместной глобализации и "сжатия" мира до размеров компьютерного монитора, когда мы с вами можем одновременно наблюдать и получать свежую информацию со всех уголков планеты, эпоху смешения культур разных народов в одну, пугающую "мультикультуру", проблема сосуществования монашеского общежития как одной из высших форм уединения и современного мегаполиса как высшей формы соединения и растворения, перемешивания разных рас, обычаев и верований становится одной из главных. Как, пребывая в самом центре владений "князя мира сего", не только не потерять, а и приумножить христианское благочестие? Возможно ли совместить монашеский подвиг и проживание в центре города с пятимиллионным населением? Для чего вообще нужны городские монастыри и не отмерла ли необходимость в них?
В чем была на протяжении девяти веков социальная база русского монашества? Что являлось питательной средой для возникновения столь многих светочей христианского благочестия на Руси? Если мы обратимся к нашей истории, то увидим, что большую часть монахов составляли выходцы из крестьянского, земледельческого сословия. Благочестие русских земледельцев было столь велико, что даже их обозначение в русском языке, "крестьяне", является практически точной копией слова "христиане". В России существовал древний обычай, по которому старший сын в семье наследовал хозяйство, средний отправлялся на государственную службу, в армию, а младший - становился монахом.
Наряду с этим необходимо отметить, что на протяжении всей русской истории, а особенно в период с XI по XVII столетия, монастыри были светочами не только благочестия, но и просвещения на Руси. Страшно даже подумать, что было бы с русской исторической наукой, если бы на Руси не было святых обителей. В монастырях велись все летописи, регистрировались все мало-мальски важные события. Русская история ведет свое начало от святого преподобного Нестора летописца Киево-Печерского, и это является лучшим доказательством неразрывной связи просвещения и монашества на Руси с незапамятных времен. К сожалению, после страшных событий прошлого столетия мы можем с горечью констатировать, что в настоящее время в России практически не осталось ни крестьянства, ни тех людей, которые могли бы составить костяк "ученого" монашества. Политика коммунистических властей привела к полному разрушению жизненного уклада русского села, а большая часть интеллигенции за прошедший век меняла своих "незыблемых" кумиров такое количество раз, что сами понятия веры и неложной церковности, жизни во Христе и Христа ради для подавляющего большинства теперешних образованных людей являются в лучшем случае очередной "экзотикой", стоящей в одном ряду с многочисленными "целителями", заполонившими бескрайние российские просторы. Понятия "демократии" и "плюрализма мнений" совершенно бездумно переносятся на отношение к вере в Господа. При этом нынешние "интеллигенты" упускают из вида, что демократия в переводе на богословский язык называется политеизмом или язычеством, устройство же Церкви как общественного института по сути своей иерархично и напоминает монархию, или, дабы быть совсем точным - монархию конституционную.
Каковы же люди, ныне приходящие в Церковь и просящие от Ее руки монашеского пострига? Какими помыслами и побуждениями движимы они, что толкает их на этот узкий путь, ведущий в Царствие Божие? По различию предпосылок, устремлений и социальному статусу этих людей можно разделить на четыре (весьма примерные и условные) группы или категории.
Во-первых, это люди, в силу своего образования и воспитания не сумевшие приспособиться и смириться с устройством современного им общества. Во всякое время такие люди находятся в любой стране и при любом общественно-политическом строе, но во времена резкой смены политических, экономических и нравственных ориентиров, которые сейчас все еще происходят в России, количество таких людей увеличивается в геометрической прогрессии.
Во-вторых, это люди, которых в Церковь толкает неразрешимость их личных проблем. Для таковых людей личные духовные и нравственные проблемы настолько велики, что они не могут разрешить их сами, а опыта борьбы со своими пороками в силу воспитания в атеистическом государстве у них попросту нет. Эти люди относятся к Церкви как к панацее, которая может уврачевать любой их недуг без всякого действия с их стороны. К этой группе относятся лица с алкогольной и наркотической зависимостью, мужчины и женщины, которые не смогли сохранить семью. Попадая в тяжелую жизненную ситуацию, такие люди рассматривают монастырь в качестве некоего укрытия или убежища, способного оградить их от всех бед. Большинство из этих людей не могут быть приняты в число братии монастыря, помимо всего прочего, и в соответствии с каноническими правилами Св. Церкви как имеющие несовершеннолетних детей.
В-третьих, это те люди, которых мы условно можем обозначить "странниками". Классического представителя этого типа мы можем встретить в известной повести русского писателя Николая Лескова. Такие люди находятся в постоянном поиске "главной правды", "во всем им хочется дойти до самой сути". Одним из этапов поиска и обретения самих себя для этих людей является обращение к Православию и жизнь в святой обители. К сожалению, они не могут пройти монашеского искуса, т.к. при первых же трудностях они начинают уверять себя, что и здесь они не нашли "главной правды", и продолжают свои поиски. Таких "странников" в обиходе обычно называют "братией Шатаевой пустыни".
И, наконец, в-четвертых, это те люди, которые приходят в святую обитель Христа ради, люди, желающие неложно послужить Господу на этом узком и тернистом пути. Именно такие люди и являются основой и духовным костяком русского монашества. К сожалению, вынужден отметить, что те, кто приходит в обитель для осознанного принятия монашеского пострига, как правило, выбирают наиболее отдаленные и уединенные обители, а не городские монастыри, находящиеся в сердцевине мирской жизни. Кто же приходит в городские монастыри? Как работать с этими людьми? Как строить жизнь в обители так, чтобы она служила примером для мира, а не соблазном? И стоит ли вообще организовывать обитель в городе (сразу оговорюсь, что далее я буду говорить не о существующих уже городских монастырях, а о возможности открытия новых обителей или возобновления старых)?
Мой монашеский опыт (постриг я принял в 1985 году, и с тех пор практически две трети своего монашеского пути я провел настоятелем городских монастырей) говорит о том, что само существование монашеской общины в городе может быть оправдано, если таковая община является не самостоятельным монастырем, а подворьем какой-либо провинциальной обители. Самостоятельными могут оставаться только те обители, которые изначально создавались и задумывались как городские. В этом случае городское подворье сочетает в себе следующие функции:
1) оперативная связь обители с руководством своего благочиннического округа и Епархии.
2) представительство монастыря в различных государственных структурах.
3) организация снабжения монастыря.
4) организация и координация паломнических поездок в монастырь.
Монастырское подворье может также выполнять и другие функции, зависящие от конкретных условий и своей обители, и того города, в котором оно организовано, но вышеперечисленные четыре направления работ для всякого монастырского подворья являются доминирующими.
Отдельно я хотел бы остановиться на вопросе о составе братии на городском подворье. Мой, и не только мой опыт, а также многочисленные наставления Св. Отцов говорят о том, что и настоятель, и подавляющее большинство братии на таком подворье должны быть людьми духовно опытными, быть не моложе сорока лет (для того, чтобы служить надлежащим авторитетом для новоначальных) прошедшими длительный монашеский искус в уединенной обители, вдали от мирских соблазнов. Монастырская братия должна пребывать на подворье исключительно для выполнения тех основных важных послушаний, которые были указаны мною выше. Послушников же на городское подворье монастыря, как мне думается, необходимо набирать из категории тех приходящих в обитель, которые при всем своем желании вступить в монашеское братство вызывают сомнение у настоятеля обители. Учитывая намного более жесткий и тяжелый в духовном плане характер искушений, обуревающих новоначального в городской суетной обстановке по сравнению с тихой обстановкой монастыря, можно с уверенностью утверждать, что пребывание таковых послушников на городском подворье, а не в самой обители, послужит своеобразной "лакмусовой бумажкой", которая позволит самым четким образом выявить действительный, а не декларируемый характер намерений новоначальных. Безусловно, это жесткий метод отбора братии, может быть, даже провокативный, но только таким "хирургическим" способом мы можем в данных условиях действительно проверять готовность новоначальных послушников к несению тяжелого креста монашеского образа жизни. Конечно, при этом завидовать настоятелю подворья невозможно.
Далее я хотел бы подробнее остановиться на вопросе существования самостоятельных городских монастырей, который так же важен, как и предыдущий.
Исторически сложилось, что некоторые обители были основаны в древних русских городах, в самом центре их для того, чтобы играть особую роль в духовной, культурной и политической жизни страны. Говоря об этом, не надо забывать, что зачастую монастырь начинался в пустыни, а затем люди, привлеченные к обители подвигами ее братии, основывали город возле обители, и монастырь становился городским. Классический пример такой метаморфозы - Свято-Троицкая Сергиева Лавра. В этом ряду стоят такие известные обители, как, прежде всего, московский Чудов монастырь, основанный в XIV столетии в Московском Кремле (к сожалению, он был разрушен во время гонений в прошлом веке), Свято-Успенская Киево-Печерская Лавра и, безусловно, Лавра Александро-Невская. В наше нелегкое время в силу различных причин, и, прежде всего, отсутствия "ученого монашества", такие обители должны служить прежде всего центрами духовного просвещения, а значит, сосуществовать с находящимися рядом с ними Духовными школами. К сожалению, сегодня в Русской Православной Церкви есть только один пример более-менее гармоничного сосуществования действующего монастыря и Духовной школы - это комплекс Троице-Сергиевой Лавры, включающий в себя и Московские Духовные семинарию и академию. В чем же заключается проблемы взаимоотношений между Духовными школами и монастырями? Как я уже упоминал выше, выпускники Духовных школ являлись одной из главных составляющих русского монашества до XX столетия, "ученым монашеством", из которого выходила почти вся церковная иерархия. Сейчас же процент постригов в монашество, например, в Санкт-Петербургских Духовных школах очень низок - в лучшем случае 1-2 пострига с курса в 40 человек. Частично это связано с тем, что подавляющее большинство преподавателей школ - белое духовенство либо миряне, когда исподволь, а когда и открытым текстом говорящие о ненужности и бесполезности монашеского подвига молодым студентам. Помимо естественного для каждого учебного заведения желания оставлять лучших студентов после окончания ими курса у себя такая позиция основывается еще и на том, что в условиях коммунистического режима в России практически не было действующих монастырей, и новопостриженных монахов просто некуда было направить, ибо, учитывая традиции русского монашества, жить в миру, будучи иноком, чрезвычайно сложно. Таким образом, преподаватели, являясь для студента Духовных школ самым большим авторитетом, зачастую не могли не только дать духовно зрелого совета выпускнику, а еще и углубляли его сомнения. В результате нередки случаи раннего брака среди студентов Духовных школ, который через непродолжительное время кончается разводом. Больше всего в этой ситуации страдают супруги студентов и, что самое печальное, их малолетние дети. Остается надеяться, что с течением времени и приходом в Духовные школы новых, молодых преподавателей, имеющих несколько другое отношение к монашескому подвигу, ситуация в корне переменится, и мы сможем с радостью наблюдать, как наши Духовные школы станут истинным рассадником благочестия и в Церкви, как и в былые времена, вновь воссияют настоящие столпы "ученого монашества". Последнюю часть своего выступления я хотел бы посвятить теме повседневной жизни современных российских городских монастырей, рассказать о тех ежедневных трудностях, с которыми приходятся сталкиваться практически каждому монаху, проживающему в городской обители. История Лавры рассказывает нам о том, что по первому проекту Лаврского каре, сделанному великим итальянским архитектором Доменико Трезини, вход в соборный храм должен был быть со стороны Невы. Проект был отвергнут из-за того, что в этом случае верующие входили бы в храм с восточной стороны, что в соответствии с традицией Православной Церкви невозможно, а Трезини, будучи сыном Католической Церкви, не учел подобных нюансов. В этой истории, как в зеркале, отражено одно из самых наглядных различий между православным и классическим католическим монастырем. В католических обителях, как правило, сторонний человек может зайти только в храм; посещение остальных помещений и территории монастыря возможно только при условии сугубого благословения настоятеля. Вход в храм в православных монастырях осуществляется с территории обители, изнутри; для постороннего взора недоступны только братские келлии.
Но если в сельской обители монах может найти себе место для уединенной молитвы даже и при том, что каждодневно верующие миряне посещают обитель, в городе для монаха единственным местом, в котором можно побыть наедине с собой, является келья. По обители практически круглосуточно ходят экскурсии (так, например, под окнами Лаврских корпусов в летний период экскурсионные группы ходят с раннего утра до глубокой ночи), ворота обители закрыть можно только на очень короткий промежуток времени ночью (открытый доступ в Лавру осуществляется с 5 утра до 11 вечера). Больше всего огорчает то, что если в сельский монастырь человек едет целенаправленно, как паломник, то подавляющее большинство людей, приходящих на территорию городской обители - просто туристы, зачастую не понимающие самого смысла монастырского бытия. Насельники обители, выходя из жилого корпуса в храм на Богослужения, чувствуют себя как в зоопарке или же экспонатом в музее.
Но и келья не может быть настоящим местом уединения при низком уровне духовного развития. Современное состояние систем телекоммуникации приводит к тому, что, живя в центре города, даже и в обители, многие насельники могут себе позволить обзавестись современными аудио-, видео системами, и даже подключиться к сети Internet. Понимая, что сами по себе современные технические достижения не могут приносить только зло или только добро, хотелось бы одновременно с этим подчеркнуть, что при отсутствии правильных духовных приоритетов использование современной техники может переродиться в пагубную страсть, приносящую только вред для души. Запрет же на приобретение и использование современной техники приведет только к тому, что пользоваться ей будут даже те, кому она раньше не была необходима, ибо все мы знаем, что наиболее желанно то, что запрещено. В то же время необходимо отметить, что присутствие большого количества мирян в обители на Богослужениях открывает нам еще одну грань жизни городского монастыря. Большое количество постоянных прихожан в храмах городских обителей дает нам основание говорить, что такие обители - место спасения не только братии, но и прихожан. Можно даже говорить о своеобразном феномене существования приходской жизни в городском монастыре.
С другой стороны, в таком тесном общении с мирянами есть и свои отрицательные стороны. В России в связи с крушением советского строя образовалась достаточно бойкая, хотя и малочисленная группа верующих, которая всеми силами стремится "насаждать" Православие такими методами, которыми эти же самые люди десять-пятнадцать лет назад насаждали научный коммунизм. В поисках плацдарма для такой деятельности эти люди неизбежно приходят в городские монастыри, ибо в некомфортных для них отдаленных обителях они могут провести в лучшем случае неделю-две во время отпуска, а сложившиеся приходские общины с трудом допускают к активному участию в жизни прихода лиц с откровенно деструктивной направленностью. Работа с такими прихожанами также является важной частью служения городских обителей.
Что касается вопроса о составе братии городских монастырей в настоящее время, то на примере Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры, наместником которой я являюсь вот уже почти пять лет, можно сказать, что практически все монашествующие Лавры - городские жители, при этом только половина из них имеет духовное образование, и совсем немного - высшее светское. Все из братий наряду с послушаниями в храме несут и особые послушания.
Одной из основных отличительных черт нынешнего городского монашества является наличие практически у каждого монаха жилья в городе в его личной собственности, если он является местным жителем. Это продиктовано прежде всего отношениями государства и Церкви. В условиях, когда еще настолько свежи воспоминания о предыдущих гонениях, многие не могут отдать свое жилье, опасаясь, что практически в любой момент власть предержащие смогут закрыть обитель и оставить монахов без крыши над головой. Государственные же структуры не предпринимают никаких усилий для изменения ситуации. В частности, в монастырях Санкт-Петербургской епархии запрещено регистрировать монашествующих по месту их постоянного жительства в обители. Подобные трудности во взаимоотношениях с государственными структурами только усугубляют то состояние неопределенности, которое испытывают многие, пришедшие в монастырь.
Помимо всего прочего, у большинства монахов есть и свои семейные обязанности, как то уход за престарелыми родителями. Монашествующие в России (за исключением лиц в священном сане) не освобождены также и от воинской повинности. Выполнение этих и прочих обязанностей, несомненно, накладывает отпечаток на повседневную жизнь в обители.
* * *
Мой рассказ о жизни современных русских городских монастырей не является рассказом о некоей "идеальной" жизни. В течение полутора десятилетий наблюдая жизнь российских иноков "изнутри", будучи сам в их числе, я прежде всего хотел бы, пользуясь словами древнего историка, описать жизнь в обители в наши дни такой, как она есть, sine ira et studio. Да, не все хорошо в современных монастырях. Но может ли быть обитель оазисом, которого не коснулось нынешнее всеобщее духовное оскудение? Возможно ли при такой повсеместной секуляризации общества существование обители в строгом соответствии с буквой древних Уставов? Ответ на эти вопросы, хотя и печален, но очевиден для всех нас. Но значит ли это, что в наши последние времена существование монастырей и монашества не имеет под собой основания? Конечно же, нет!
В "Отечнике", составленном одним из выдающихся русских святителей XIX века, Игнатием (Брянчаниновым), мы можем найти следующее изречение основателя монашества, святого преподобного Антония Великого: "Наступит некогда время, сыны возлюбленные, в которое монахи оставят пустыни и вместо них устремятся к богатейшим городам, там вместо вертепов и хижин, которыми усеяна пустыня, они воздвигнут, стараясь превзойти одни других, великолепные здания, препирающиеся пышностью с царскими палатами. Вместо нищеты вкрадется стремление к собиранию богатства, смирение сердца превратится в гордость, многие будут напыщенны знанием, любовь иссякнет; вместо воздержания явится угождение чреву, и многие из монахов озаботятся о доставлении себе изысканных яств не менее мирян, от которых они будут отличаться только одеждою и клобуком. Находясь посреди мира, они не устыдятся неправильно присваивать себе имя монахов и пустынников. Не престанут они величаться, говоря: аз есмь Павлов, аз же Аполлосов (1 Кор. 1, 12), как будто позволительно и справедливо хвалиться отцами, как хвалились иудеи предком своим Авраамом! Однако между монахами тех времен некоторые будут далеко лучше и совершеннее нас: потому что блаженнее тот, кто могл преступити и не преступи, и зло сотворити и не сотвори (Сир. 31, 11), нежели тот, который увлекается к добру примером многих добрых".
Недавно мне задали следующий вопрос: "Скажите, а есть ли сейчас в России исихасты?". Наверное, есть, и их молитвами спасаемся и мы, более всего являющиеся мусорщиками в этом мире как в прямом, так и в переносном смысле этого слова. Монахи должны молиться за весь мир, и это они делают более или менее успешно. Но и мир должен молиться за монахов, они нуждаются в молитвах ближних не меньше остальных людей. Поэтому я прошу вас, дорогие отцы, братие и сестры, не забывать нас в своих молитвах, молитвах за тех, кому Господь и Святая Церковь вручают великое наследие Отцов и подвижников веры и благочестия, а кроме этого - самое главное: человеческие души!
_________________ Христос Воскресе!
http://www.fotopalomnik.ru - для паломников и путешественников
|
