Православный форум Доброе слово

Павел Ильич Рашевич ходил, мягко ступая по полу, покрытому малороссийскими плахтами, и бросая длинную узкую тень на стену и потолок, а его гость Мейер, исправляющий должность судебного следователя, сидел на турецком диване, поджав под себя одну ногу, курил и слушал. Часы уже показывали одиннадцать, и слышно было, как в комнате, соседней с кабинетом, накрывали на стол.

- Как хотите-с, - говорил Рашевич, - с точки зрения братства, равенства и прочее, свинопас Митька, пожалуй, такой же человек, как Гёте или Фридрих Великий; но станьте вы на научную почву, имейте мужество заглянуть фактам прямо в лицо, и для вас станет очевидным, что белая кость - не предрассудок, не бабья выдумка. Белая кость, дорогой мой, имеет естественно-историческое оправдание, и отрицать ее, по-моему, так же странно, как отрицать рога у оленя. Надо считаться с фактами! Вы - юрист и не вкусили никаких других наук, кроме гуманитарных, и вы еще можете обольщать себя иллюзиями насчет равенства, братства и прочее; я же - неисправимый дарвинист, и для меня такие слова, как порода, аристократизм, благородная кровь, - не пустые звуки.



- Для меня не подлежит сомнению, - продолжал Рашевич, всё больше вдохновляясь, - что если какой-нибудь Ричард Львиное Сердце или Фридрих Барбаросса, положим, храбр и великодушен, то эти качества передаются по наследству его сыну вместе с извилинами и мозговыми шишками, и если эти храбрость и великодушие охраняются в сыне путем воспитания и упражнения, и если он женится на принцессе, тоже великодушной и храброй, то эти качества передаются внуку и так далее, пока не становятся видовою особенностью и не переходят органически, так сказать, в плоть и кровь. Благодаря строгому половому подбору, тому, что благородные фамилии инстинктивно охраняли себя от неравных браков и знатные молодые люди не женились чёрт знает на ком, высокие душевные качества передавались из поколения в поколение во всей их чистоте, охранялись и с течением времени через упражнение становились всё совершеннее и выше. Тем, что у человечества есть хорошего, мы обязаны именно природе, правильному естественно-историческому, целесообразному ходу вещей, старательно, в продолжение веков обособлявшему белую кость от черной. Да, батенька мой! Не чумазый же, не кухаркин сын, дал нам литературу, науку, искусства, право, понятия о чести, долге... Всем этим человечество обязано исключительно белой кости, и в этом смысле, с точки зрения естественно-исторической, плохой Собакевич, только потому, что он белая кость, полезнее и выше, чем самый лучший купец, хотя бы этот последний построил пятнадцать музеев. Как хотите-с! И если я чумазому или кухаркину сыну не подаю руки и не сажаю его с собой за стол, то этим самым я охраняю лучшее, что есть на земле, и исполняю одно из высших предначертаний матери-природы, ведущей нас к совершенству... Рашевич остановился, расчесывая бороду обеими руками; остановилась на стене и его тень, похожая на ножницы.

- Возьмите вы нашу матушку-Расею, - продолжал он, заложив руки в карманы и становясь то на каблуки, то на носки. - Кто ее лучшие люди? Возьмите наших первоклассных художников, литераторов, композиторов... Кто они? Всё это, дорогой мой, были представители белой кости. Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Тургенев, Гончаров, Толстой - не дьячковские дети-с! - Гончаров был купец, - сказал Мейер.

- Что же! Исключения только подтверждают правило. Да и насчет гениальности-то Гончарова можно еще сильно поспорить. Но оставим имена и вернемся к фактам. Что вы, например, скажете, сударь мой, насчет такого красноречивого факта: как только чумазый полез туда, куда его прежде не пускали - в высший свет, в науку, в литературу, в земство, в суд, то, заметьте, за высшие человеческие права вступилась прежде всего сама природа и первая объявила войну этой орде. В самом деле, как только чумазый полез не в свои сани, то стал киснуть, чахнуть, сходить с ума и вырождаться, и нигде вы не встретите столько неврастеников, психических калек, чахоточных и всяких заморышей, как среди этих голубчиков. Мрут, как осенние мухи. Если бы не это спасительное вырождение, то от нашей цивилизации давно бы уже не осталось камня на камне, всё слопал бы чумазый. Вы скажите мне, сделайте милость: что до сих пор дало нам это нашествие? Что принес с собой чумазый? - Рашевич сделал таинственное, испуганное лицо и продолжал: - Никогда еще наша наука и литература не находились на таком низком уровне, как теперь! У нынешних, сударь мой, ни идей, ни идеалов, и вся их деятельность проникнута одним духом: как бы побольше содрать и с кого бы снять последнюю рубашку. Всех этих нынешних, которые выдают себя за передовых и честных людей, вы можете купить за рубль-целковый, и современный интеллигент отличается именно тою особенностью, что когда вы говорите с ним, то должны покрепче держаться за карман, а то вытащит бумажник. - Рашевич подмигнул и захохотал. - Ей-богу, вытащит! - проговорил он радостно тонким голоском. - А нравственность? Нравственность какова? - Рашевич оглянулся на дверь. - Теперь уже не удивляются, когда жена обкрадывает и покидает мужа, - это что, пустяки! Нынче, батенька, двенадцатилетняя девчонка норовит уже иметь любовника, и все эти любительские спектакли и литературные вечера придуманы для того только, чтобы легче было подцепить богатого кулака и пойти к нему на содержание... Матери продают своих дочерей, а у мужей прямо так и спрашивают, по какой цене продаются их жены, и можно даже поторговаться, дорогой мой...

Мейер, всё время молчавший и сидевший неподвижно, вдруг поднялся с дивана и посмотрел на часы.

- Виноват, Павел Ильич, - сказал он, - мне уже пора домой.

Но Павел Ильич, который еще не кончил говорить, обнял его и, насильно усаживая на диван, поклялся, что не отпустит его без ужина. И Мейер опять сидел и слушал, но уже посматривал на Рашевича с недоумением и тревогой, как будто только теперь начинал понимать его. Красные пятна выступили у него на лице. И когда, наконец, вошла горничная и сказала, что барышни просят ужинать, он легко вздохнул и первый вышел из кабинета.


- Такие-то дела, дорогой мой... - начал он опять, ласково глядя на следователя. - Мы по доброте и простоте и из страха, чтобы нас не заподозрили в отсталости, братаемся, извините, со всякою дрянью, проповедуем братство и равенство с кулаками и кабатчиками; но если бы мы пожелали вдуматься, то и увидели бы, до какой степени преступна эта наша доброта. Мы сделали то, что цивилизация висит уже на волоске. Дорогой мой! То, что веками добывали наши предки, не сегодня-завтра будет поругано и истреблено этими новейшими гуннами...


- Подобно тому, как западные рыцари отразили нападение монголов, так и мы, пока еще не поздно, должны сплотиться и ударить дружно на нашего врага, - продолжал Рашевич тоном проповедника, поднимая вверх правую руку. - Пусть я явлюсь перед чумазым не как Павел Ильич, а как грозный и сильный Ричард Львиное Сердце. Перестанем же деликатничать с ним, довольно! Давайте мы все сговоримся, что едва близко подойдет к нам чумазый, как мы бросим ему прямо в харю слова пренебрежения: "Руки прочь! Сверчок, знай свой шесток!" Прямо в харю! - продолжал Рашевич с восторгом, тыча перед собой согнутым пальцем. - В харю! В харю!

- Я не могу этого, - проговорил Мейер, отворачиваясь.

- Почему же? - живо спросил Рашевич, предчувствуя интересный и продолжительный спор. - Почему же?

- Потому, что я сам мещанин.

Сказавши это, Мейер покраснел, и даже шея у него надулась, и даже слезы заблестели на глазах.

- Мой отец был простым рабочим, - добавил он грубым, отрывистым голосом, - но я в этом не вижу ничего дурного.


Рашевич страшно смутился и, ошеломленный, точно пойманный на месте преступления, растерянно смотрел на Мейера и не знал, что сказать. Женя и Ираида покраснели и нагнулись к нотам; им было стыдно за своего бестактного отца. Минута прошла в молчании, и стало невыносимо совестно, когда вдруг как-то болезненно, натянуто и некстати прозвучали в воздухе слова:

- Да, я мещанин и горжусь этим.

Что делать?
Каждого из героев "Неоконченной пьесы" можно назвать "плохим хорошим человеком", в каждом что-то есть и чего-то не хватает. Над каждым мы смеемся и плачем. Взять хотя бы Сержа - карикатурней персонажа и представить себе трудно. Недалекий бездельник, обожающий пустые разговоры и громкие фразы, "колокол, в который звонит кто попало". Но отчего же нам становится так жаль его, беззащитного, в очередной раз обманутого, не способного не только уехать "тотчас и навсегда", но даже стянуть с пальца обручальное кольцо?
Повествование непредсказуемо, как сама жизнь. Кто бы мог подумать, что Сашенька, раздражающая своей наивной восторженностью и слепой преданностью, окажется самой мудрой из собравшихся, что именно ее искренность станет для Платонова спасением? И напротив - главный герой, заражающий и увлекающий своей яркостью и неординарностью, превратится в финале в тихого, раскаявшегося мужа, заботливо укутанного шалью?
В пьесе 17-летнего Чехова все решается кардинально: главный герой погибает от руки Софьи. "Неоконченная пьеса" лишена шекспировских развязок: от выстрела остается один фейерверк, вспышка которого не способна убить даже ослепленного им Сержа.
Попытки героев спастись от реальности бегством оборачиваются не то крахом, не то смехом. Платонова отрезвляет твердое речное дно, а вовсе не вожделенная бездна; Серж засыпает в карете, для которой так и не нашлось лошадей; Порфирий Семенович, всякий раз уходящий от опостылевшего общества в дождь, в ночь или в лес, неизменно возвращается.
Значит, если бегство невозможно, надо жить там, где живешь и хорошо делать свое дело? Но как закрыть глаза на то, что Серж ни к чему непригоден, Платонов своим делом неудовлетворен, а Доктор и вовсе его ненавидит? Чем заполнить их унылое существование и опустошенные души?
Жить дальше - звучит для героев "Неоконченной пьесы" как приговор. Едва ли что изменится в "этой проклятой" Войницевке и соседних с ней усадьбах. "Сами-то вы живете, сами-то веруете?" - вопрошает Петрин у собравшихся гостей, - и отрицательно качает головой. Маленький крестик, блестящий на шее безмятежно спящего мальчика, виден только зрителю…
Тотальная неустроенность героев фильма едва ли преодолима. Чтобы вырваться из омута, в который они сами себя загнали, надо или много работать или искренне верить. И то, и другое означает изменение сознания, образа жизни, определенные самоограничения… А это трудно и хлопотно, и чем дальше, тем невозможней. Остается одно - продолжать жить механической жизнью в назидание любопытному до страстей зрителю, способному еще испытать ужас от подозрительного сходства героев "Неоконченной пьесы" с самим собой.

-- Про гордыню у людей вы хорошо написали. -- похвалил Истинного Учителя Истины (то есть меня) моложавый интервьюер в стильном каре. -- 90% людей ноет и видит себя чем-то большим. Они воображают жизнь тех, кто богаче и талантливее, в виде какого-то сплошного курорта с малолетками. Они не видят той громадной ответственности, того труда, который приняла на себя элита. А ведь мы сейчас все в одной лодке. Мне кажется, это наша гражданская обязанность -- объяснить людям, что богатые вовсе не те, за что они их принимают. Что сейчас главная фишка у элиты -- духовность. И пусть эти корявые люди в дешевых джинсах перестанут завидовать. Пусть просто помогут нам вытянуть нашу несчастную общую страну.

-- Напомните, голубчик, откуда вы? -- попросил я.

-- Я замредактора русского издания Pussycat. -- напомнил гость. -- Кстати, я тоже писатель. Может быть, вы видели книгу "1935, русские на Марсе"? Это альтернативная фантастика. Идея в том, что это мы живём в неправильной реальности. А в правильной не было никакого октябрьского переворота, и Россия выиграла мировую войну, ввела конституцию -- и цивилизованно развившаяся Империя отправила в космос поручика Космической гвардии князя Голицына...

Нашаривая под столом посох, которым я привык прекращать подобные интервью, я невольно залюбовался. Такие чистые примеры чебольшевизма встречаются нечасто.

Тут необходимо пояснение. Термин "Чебольшевизм", родившийся в шкодливых недрах проф. Инъязова, происходит от корейских корпораций чеболей и русского большевизма. От последнего чебольшевизм взял яростную убежденность адептов в своем идеале, а от первых -- собственно идеал. Суть чебольшевизма как концепции состоит в том, что общественная гармония уже наступила, просто это еще не все поняли. Между тем, все уже заняли места, которых достойны, и только непроходимая гордыня шудр мешает всеобщему осознанию этого факта.

Чебольшевиками, как правило, становятся люди, пишущие и снимающие что-либо на деньги пост-советских чеболей. Насосавшись блатных средств, они остро ощущают гармонию мира -- и начинают наводить в колонках и на экранах общественный фэн-шуй, объясняя читателям, как тяжело работают миллиардеры в перерывах между моделями, сами модели в перерывах между миллиардерами и, наконец, Пётр Листерман в перерывах между миллиардерами и моделями.

Когда чебольшевики берутся изображать заоконную реальность художественными средствами (обычно это случается под Новый Год) -- у них почему-то раз за разом получается фэнтезийное средневековье для девочек. Канализации в их книгах и фильмах восторженно чистит усредненный кряжистый "народ", явно сидящий на седативах; Родину защищают рыцари, чья отмороженная отвага заставляет подозревать, что они сохраняются перед каждой схваткой; сюжет двигают юные девушки без особых занятий (нередко "журналистки"), у которых в их нежные годы неизвестно откуда куча связей и желтые спортивные авто. Руководят же всем этим корректные князья чуть за сорок, умеющие либо тяжко думать, либо вздымать чаши. Я специально сгонял секретаря Кудрявцева за подборкой чебольшевистской развлекательной литературы и кино: князья и президенты в их фэнтези только тяжко думают и вздымают чаши. За другими занятиями их не застать.

Чебольшевики изо всех сил пропагандируют предельно странную мысль о том, что это миллиардеры, модели и Листерман не дают развалиться Родине. Не отваживаясь напрямую приписать указанным персонажам победу в осетинской войне, чебольшевистская пропаганда всё же находит способ отправить их туда в качестве главных героев. Так, пара указанных персонажей была делегирована в яркий недавний телефильм "Олимпиус инферно".

Между тем, мне пришлось наблюдать как Парад Победы 1945-го, так и участвовать в подготовке первого полета советского человека в Космос. Со всей ответственностью заявляю, что ни духовных миллиардеров, ни их лохматого золота там не стояло.